Гроза в Безначалье

Прекратила вечный ропот осока, утихли птицы над водной гладью, смолк шелест деревьев — мир внимал Шантану.

— Слушай же меня, богиня! Если когда-либо, вольно или невольно, словом или делом, прямо или косвенно ты причинишь вред этому ребенку — рожать тебе мертвых змей на протяжении тысячи лет ежегодно! Я, Шантану, наследник престола в Хастинапуре, ничем не погрешивший против долга кшатрия, возглашаю это!

Принц собрался с духом и закончил:

— Да будет так!

Ореол вокруг него на мгновение вспыхнул ярче солнца — и погас.

Поэтому Шантану не видел, как призрак, спотыкаясь, подошел к отцу с сыном, положил зыбкую ладонь на пушистую головку младенца… и исчез. Как не бывало. Лишь долгий вздох разнесся над речной стремниной.

Ганга вышла из кровавого кольца и щелкнула пальцами. Дитя выскользнуло из отцовских рук и по воздуху проплыло к матери.

Судорога скрутила крохотное тельце тугим узлом, на губах выступила пена, как бывает, когда ребенок срыгивает после обильного кормления, но потрясенному Шантану было не до того.

— Да будет так! — тихо повторила богиня. — Но и тебе не ведать покоя, глупый муж! Сейчас ты похож на юродивого, который кинулся растаскивать влюбленных только потому, что несчастная девица стонала и вскрикивала, а юродивому стало ее жаль! Но слова произнесены, а я не хочу тысячу лет рожать мертвых змей…

Женщина прижала дрожащего ребенка к груди, с бесконечной скорбью посмотрела на притихшее дитя — и водяным столбом опала сама в себя.

Шантану рухнул на колени, запрокинул голову к небу и завыл.

В чаще откликнулись шакалы.

Именно в этот скорбный день царь хайхайев по прозвищу Тысячерукий, пребывая в дурном настроении, силой отберет теленка у отшельника по имени Пламенный Джамад.

На обратном пути Тысячерукий насильник встретится с сыном Пламенного Джамада, суровым Рамой-с-Топором, и лишится всей тысячи своих рук, а затем — и жизни. Родичи царя в отместку убьют престарелого Джамада, сын справит поминки по отцу — и топор его, подарок Синешеего Шивы, с того дня не будет знать устали.

Пять лет станет гулять Рама-с-Топором по Курукшетре, и кровью умоются хайхайи, а всякий кшатрий, оказавшись внутри незримых границ, что очертит гневный мститель, умрет плохой смертью.

И пять озер в Пятиозерье потекут кровью вместо воды. Кровью кшатры.

Говорят, по ночам из этих озер пьет тень Пламенного Джамада, и жалобно мычит рядом с духом отшельника краденый теленок.

Телята умнее людей, а кровь плохо утоляет жажду…

Зарницы полыхают над Полем Куру, воют шакалы, кричат голубые сойки-капинджалы, и у проходящих мимо людей дергается левое веко.

Глава II

МАЛЫШ ГАНГЕЯ — ТЮРЬМА ДЛЯ БОГА

1

Старик, похожий на самца кукушки-коиля, стоял на берегу и зачем-то тыкал палкой в воду. Смотрел на расходящиеся круги. Один, второй, третий, третий с половиной…

Складчатая ряса ниспадала до самого песка, и золотое нагрудное ожерелье играло зайчиками в лучах заходящего солнца.

— Ну и?.. — непонятно обратился Старик к самому себе. — Звала, говорила, будто очень важно, а теперь не выходит! Обидеться, что ли?

— Эй, Словоблуд! — надсадно раздалось у него за спиной, и после паузы, переждав приступ кашля: — Это ты, старина?! И тебя позвала… текущая в трех мирах?

Похожий на кукушку старик, кряхтя, обернулся и задрал лысую голову вверх.

Шея его при этом хрустнула так, что впору было бежать заготавливать дрова для погребального костра.

На склоне, у кривой ольхи, стоял еще один старик. Похожий на болотного кулика, и потому заодно похожий на старика первого.

Даже одет был примерно так же — и солнечные зайчики, спрыгнув с ожерелья пришельца, гурьбой заскакали вниз, к своим родичам.

— Ну вот… — пробурчал первый старик, которого только что во всеуслышание назвали Словоблудом. — Стоило тащиться во Второй мир, дабы узреть этого впавшего в детство маразматика! Ушанас, друг мой, светоч разума, ты не хочешь прогуляться во-он туда… и как можно дальше?!

— Шиш тебе! — Старик, похожий на кулика, действительно скрутил здоровенный кукиш, помахал им в воздухе и стал спускаться к реке.

Последний отрезок пути он проехал на той части тела, которая всегда считалась особо важной для знатока Вед — усидчивость, усидчивость, почтеннейшие, и еще раз усидчивость!