55  

Л.Б:

– Он, вероятно, подумал – вот сумасшедшая бабка с клюкой, все время куда-то шляется: сегодня в ВТО, завтра в ресторан, послезавтра в ЦДЛ... Потом познакомились ближе. Он дал номер своего мобильного, и я, если задерживаюсь где-то допоздна, звоню ему и вызываю. И он приезжает...

Она стояла в прихожей в новом пальто молодежного покроя с лихими какими-то крыльями – маленькая, сутулая, с лукавым молодым лицом...»

* * *

Недавно я подумала – а знал ли таксист Володя, кого возил? И понял ли, что «сумасшедшая бабка с клюкой» больше не позвонит? Или удивляется – мол, куда пропала, – и ждет звонка до сих пор?

Она вернулась из очередной поездки с группой писателей по Сицилии. Выглядела очень довольной, говорила, что усталость приятная...

Достала из чемодана сувениры, безделушки, всякую «красоту», которую так любила, расставила по полочкам, любовалась... Сказала дочери Лоле: «Завтра меня не будите, завтра буду долго спать...»

Когда назавтра, отперев своим ключом дверь, дочь вошла в квартиру в Лаврушинском, она уже на пороге ощутила пронзительную, особую тишину и – пустоту...

Уютно горела настольная лампа...Видно, перед тем как заснуть навсегда, Лидия Борисовна Либединская читала... На задней обложке книги, которая выпала из ее руки, было помещено стихотворение Александры Истогиной.

И стихотворение, и эпическая высота ситуации заслуживают того, чтобы привести эти строки целиком:

Когда мой дух растает В рассветной тишине И новый день настанет, Забудьте обо мне.

Угасла с жизнью дружба, И не скорблю о ней. И памяти не нужно. Забудьте обо мне.

Кого легко любила, Сгорели, как в огне. Наш новый дом – могила. Забудьте обо мне.

Простите, не взыщите, Но даже и во сне Не надо, не ищите. Забудьте обо мне...

* * *

И все же, все же... память не хочет успокоиться, и все ворошит, ворошит не такие уж и частые встречи, какие-то, в общем, незначительные слова, совместные поездки.

Однажды Лидия Борисовна в разговоре упомянула, что восстановлено Шахматово, родовое имение Блока. Вот было бы здорово съездить. Я подхватилась, мы уговорились на ближайшие выходные и поехали. День был солнечный, синеглазый, начало лета...

По дороге Л.Б. рассказывала, как чуть ли не сорок лет назад впервые сама приехала сюда, на пепелище Блоковской усадьбы. Добиралась с приключениями, сначала электричкой, потом на попутке... Долго шла пешком по лесу, чуть не заблудилась. Нашла обгорелый фундамент по трем березам, растущим в поле на пригорке. Посидела среди кустов, в тишине, под высоченным серебристым тополем, подобрала осколок кирпича от фундамента сожженного дома и привезла Чуковскому. Старик прижал этот осколок к щеке, проговорил: «Я ни разу не выбрался туда к Блоку, а ведь он меня звал приехать»...

Л.Б. спросила: «Корней Иванович, неужели никогда не восстановят этот дом?»

Он ответил: «Лида, в России надо жить долго».

Этот разговор происходил в 65-м году прошлого века. И вот минуло каких-нибудь сорок лет – и имение восстановлено, солнце играет в цветных стеклах библиотеки и комнаты для гостей, по окрестным деревням поштучно собрано награбленное когда-то бекетовско-блоковское добро... Тот же огромный серебристый тополь над домом, кусты сирени и шиповника... Хорошо жить в России долго!

В прихожей дома-музея я увидела на стене памятную доску с выбитыми на ней именами писателей и общественных деятелей, кто боролся за восстановление Шахматова и добился этого.

– Лидия Борисовна, тут и ваше имя!

– Ну да, ну да... – сказала она, как отмахнулась. Потом мы спустились с пригорка на поляну, уселись на спиленных бревнах, достали бутерброды, со вкусом пообедали...

Когда в Москве уже катили по Тверской, Л.Б. рассказывала историю чуть ли не каждого дома, мимо которого ехали... И напоследок, в Лаврушинском, когда я помогала ей выйти из машины, сказала:

– Я так счастлива, что выбралась к Блоку! Вряд ли еще когда-нибудь придется...

И я тут же горячо возразила – мол, какие наши годы, Лидия Борисовна, что там, еще поездим, поколесим...

С того дня прошло несколько лет, и сейчас, вспоминая нашу вылазку, я ловлю себя на том, что весь этот день – весь! – ощущаю как цельный кристалл прозрачного счастья...

Между земель

Зелень лавра, доходящая до дрожи.

Дверь распахнутая, пыльное оконце.

Стул покинутый, оставленное ложе.

Ткань, впитавшая полуденное солнце.

  55  
×
×