Драгоценности

Сара держалась в стороне от всего этого. Она делала что могла по восстановлению замка, помогала медицинскому персоналу, когда к ней обращались, а остальное время проводила с детьми. Филиппу исполнилось четыре с половиной года, а Элизабет была на год младше. Дети были прелестны. Филипп — высокий не по годам мальчик, а Элизабет удивляла ее своим изяществом и более тонкими, чем у мамы, чертами лица. С самого рождения она была хрупкой, однако отличалась непоседливостью и всегда была готова на озорство. И каждому, кто видел Иоахима с детьми, было ясно, что он их обожает. Накануне сочельника он принес им красивые немецкие игрушки и помог украсить елку, а для Лиззи ухитрился найти куклу, которую девочка тотчас схватила обеими руками и начала баюкать.

А Филипп вскарабкался на колени к Иоахиму и обнял его руками за шею, прижимаясь к нему. Сара сделала вид, что не замечает этого.

— Вы не уедете от нас, как мой папа, не уедете? — с тревогой спросил он.

Когда Сара услышала это, в ее глазах появились слезы. Но Иоахим поспешно ответил ему:

— Понимаешь, твой папа не хотел уезжать от вас. Если бы он мог, он был бы сейчас здесь с вами.

— Тогда почему он уехал?

— Он должен был уехать. Он — солдат.

— Но вы не уехали, — логично заявил ребенок, не понимая, что Иоахиму тоже пришлось уехать от своих собственных детей, из дома, и приехать сюда. Мальчик не сходил с колен Иоахима, пока тот не отнес его наверх в постель, а Сара отнесла малышку. Филипп обожал сестричку, что приводило Сару в восторг.

— Как вы думаете, в этом году все наконец закончится? — с грустью спросила Сара, когда они выпили по глотку прекрасного «Курвуазье» после того, как уложили детей спать.

— Надеюсь. — Казалось, что войне не будет конца. — Иногда я думаю, что бойня не закончится никогда. Я смотрю на этих мальчиков, которых присылают к нам день за днем, неделя за неделей, год за годом, и задаюсь вопросом, осознает ли кто-нибудь, насколько это все бессмысленно и стоит ли таких жертв.

— Думаю, что именно поэтому вы здесь, а не на фронте, — улыбнулась ему Сара. Он ненавидел войну почти так же, как и она.

— Я рад, что я попал сюда, — мягко ответил он. Иоахим надеялся, что с ним ей было легче перенести все невзгоды военного времени. Потом он протянул руку через стол и осторожно коснулся ее руки. Они знали друг друга три с половиной года, и этот срок казался чуть ли не целой жизнью. — Вы для меня очень много значите, — тихо произнес он, и тут, под действием бренди и сентиментальной атмосферы этого дня, Иоахим не смог больше прятать свои чувства. — Сара, — нежно произнес он, — я хочу, чтобы вы знали, что я люблю вас.

Она отвернулась, пытаясь скрыть свои чувства. Сара понимала, что из уважения к Вильяму она не должна показывать их.

— Иоахим, не нужно… пожалуйста… — Она умоляюще посмотрела на него, а он взял ее за руку и долго не отпускал.

— Скажите мне, что вы не любите меня, никогда не полюбите, и я больше не повторю эти слова… но я действительно люблю вас, Сара, и мне кажется, что вы тоже любите меня. Что же нам делать? Зачем нам скрывать это? Зачем нам оставаться только друзьями, если мы можем дать друг другу гораздо больше? — Он страстно хотел ее. Он столько ждал этого момента.

— Я люблю вас, — прошептала Сара, ужаснувшись тому, что сказала, так же как и самому чувству, которое она испытывала. Но любовь к нему родилась в ней давно, и она сопротивлялась, как могла… ради Вильяма. — Но мы должны оставаться друзьями.

— Почему? Мы взрослые люди. Наступает конец света. Разве мы не можем позволить себе немного счастья? Немного радости? Немного солнечного света… прежде, чем он наступит? — Они оба видели так много смерти, так много боли, и оба так устали.

Сара улыбнулась его словам. Она тоже любила его, ей нравилось, как он обращался с ее детьми и с ней самой.

— У нас есть дружба… и любовь… мы не имеем права на большее, пока Вильям жив.

— А если его нет в живых?

Сара отвернулась, как делала это всегда. Представить Вильяма погибшим было еще слишком мучительно.

— Я не знаю. Я не знаю, что бы я чувствовала тогда. Но сейчас я по-прежнему ощущаю себя его женой. И может быть, это чувство еще долго не покинет меня. Может быть, останется навсегда.

— А я? — спросил Иоахим, первый раз что-то требуя от нее. — А я, Сара? Что мне теперь делать?

— Я не знаю. — Она печально посмотрела на него, а он поднялся и подошел к ней. Он сел рядом с ней и заглянул ей в глаза, и там он увидел печаль и желание. Не удержавшись, он коснулся ее лица.