Седьмой дневник

У Саши много времени очистилось на живопись, я сел за новую книжку, мы не тосковали и в нужду не впали. Только наблюдали, усмехаясь, как все наши передачи повторили раза три (а как же рейтинг?), а потом ещё и продали в Америку и Австралию. Я стал подумывать, что сбудется моя мечта. И через какое-то время (как оно мелькает быстро!) явился к Саше в мастерскую тот же самый гонец-посланник и передал нам Лёнино приглашение немедля изготовить ещё тридцать передач. Сбылась моя мечта, подумал я с восторгом, целиком и полностью сбылась в своём первоначальном виде. Мы с Сашей даже не переглянулись, и я мягко, вежливо сказал:

– Передайте Лёне, что его послали на хуй.

Глава славословия

В недавней своей книжке «Вечерний звон» я целую главу пустил под оды, дифирамбы и панегирики друзьям, которых поздравлял на юбилеях. Там же я писал об удовольствии от этих сочинений: пьяное застолье с таким восторгом принимает любой рифмованный текст, что чувствуешь себя творцом шедевра. Но какие-то из этих поздравлений не особо стыдно видеть и потом, поэтому я часть такого славословия друзьям решил и в новой книге напечатать. Мне очень приятно это делать, потому что все герои – люди штучные, и я не только ум их и способности в виду имею, но и человеческие качества. Таких сейчас рожают редко, говорила моя бабушка, желая похвалить кого-нибудь. И я с ней полностью согласен.

А начну я – с Сандрика Каминского. Подружились мы в Москве давным-давно, а ныне уже двадцать почти лет живём в одном доме. Это большое удовольствие – выпить вечером с соседом безо всякого особенного повода. Но об одной его черте – железной дружеской надёжности – хоть я в стихе и написал, но следует о ней сказать особо. На примере одного всего лишь факта. Когда меня уже осудили и пошёл я в лагерь по этапу, Тата услыхала от кого-то, что в пересыльных тюрьмах можно получить свидание. А из тюрьмы в Волоколамске, куда Сандрик её привёз, я уже отбыл. «Поехали искать», – спокойно сказал Сандрик, и они отправились во Ржев. В России расстояния не маленькие. Но куда важней другое: на дворе – восьмидесятый год. Карается любое соучастие в жизни людей, властями осуждённых, – множество уже известно случаев такого подлого воздаяния. А Каминский – кандидат наук, доцент в столичном институте. Но, ни секунды не колеблясь, он повёз жену преступника по пересыльным тюрьмам. А всё прочее об этом моём друге – в оде на его семидесятилетие:

• Когда-то Сандрик был доцентом,
• он юных дурней обучал,
• и в том, что мыслит он с акцентом,
• его никто не уличал.

• С тех пор, как вылез из пелёнок
• и сразу стал на баб глядеть,
• мечтали сотни сандрильонок
• таким Сандрилой завладеть.

• Но посреди любовной хляби
• Сандрила видел свой билет:
• пристал в метро однажды к бабе
• и с нею счастлив много лет.

• Ещё добавлю между строчек:
• блюдя супружеский обет,
• зачал он двух отличных дочек
• и нынче стал безумный дед.

• Владея даром вмиг понять,
• где что прогнулось и помялось,
• умел Сандрила починять
• и то, что даже не ломалось.

• Весьма надёжный друг Сандрила:
• на виражах судьбы злодейской
• он – как железные перила
• на скользкой лестнице житейской.

• Ему светили все дороги,
• но был неслышный Божий глас,
• и вдруг Сандрила сделал ноги
• и оказался среди нас.

• Хотя не ходит в синагогу,
• но с Богом он интимно дружит:
• Сандрила тем и служит Богу,
• что вообще нигде не служит.

• И не стремится никуда,
• одной идеей крепко связан:
• «Господь позвал меня сюда —
• Он и кормить меня обязан».

• Бог понял мысли глубину
• и принял это испытание:
• Он через Любочку-жену
• послал Сандриле пропитание.

• А Сандрик вызвал счастья стон,
• поплывший как-то над державой,
• когда собрал машину он
• из ничего и гайки ржавой.

• Одну черту его не скрою,
• и знает каждый, кто знаком:
• он мудр настолько, что порою
• глядится полным мудаком.

• Кто прибегал к его советам —
• их у Сандрилы полон рот, —
• прекрасно знают, что при этом
• всё обстоит наоборот.

• Вкуси от мудрости, приятель,
• однако сам не будь лопух,
• так через Сандрика Создатель
• в нас развивает ум и дух.

• Любых поступков одобритель,
• ума немыслимый запас,
• Сандрила – наш путеводитель,
• а также атлас и компас.

• И, не бросая слов на ветер,
• сегодня мне сказать пора,
• что не случайно так он светел:
• он тайный праведник. Ура!

А начало дружбы с Ициком Авербухом вспоминается легко: двадцать два года назад он встречал нашу семью в Вене, он тогда работал в Сохнуте. Я запомнил эту встречу навсегда. Мы стояли тесно сбившейся, усталой и слегка растерянной группой: только что удалилась большая толпа наших самолётных попутчиков – они летели в Америку. К нам подошёл невысокий быстроглазый человек, приветливо сказал, чтоб мы не волновались, всё будет прекрасно, он сейчас вернётся и всё время будет с нами. После чего, обратившись ко мне, как будто мы давно знакомы, коротко сказал: «Губерман, пойдёмте со мной!» И я за ним пошёл, слегка недоумевая, откуда он меня знает. Попетляв по коридорам (он быстро шёл впереди), мы нырнули в какую-то дверь, и я впервые в жизни оказался в западном баре. Глаза мои тут же растеклись по сказочному обилию выпивки, а когда я обернулся, в руке у меня возник большой бокал коньяка. «Наш общий друг художник Окунь попросил вас встретить именно таким образом», – объяснил мне Ицик Авербух. И у меня непроизвольно брызнули слёзы. А после Ицик стал работать в Джойнте, занимаясь делом удивительным: он распределяет американскую гуманитарную помощь бедствующим еврейским семьям на территории России, Украины, Грузии и каких-то ещё бывших республик. Я ему к пятидесятилетию написал как-то стишок, откуда пару строф и позаимствую для начала: