52  

Трюфели, по словам Янны, делать проще всего. Она говорит, что Анни это умела уже в четыре года, а теперь пора и Розетт попробовать, — и малышка с серьезным видом обваливает шарики трюфелей в порошке какао, рассыпанном на разделочной доске; личико все перемазано мягким шоколадом, глазенки сияют, как у енота...

Впервые я слышу, как Янна хохочет.

Ах, Янна! Вот она, твоя слабость!


Между тем я упражняюсь и в кое-каких собственных умениях. Слишком велик мой интерес к этому месту, так что и я стараюсь все делать хорошо и уже приложила немало усилий, чтобы своими чарами усилить притягательность нашей chocolaterie. Учитывая необычайную чувствительность Янны, действовать пришлось незаметно, но кукурузный початок, символ Синтеотля[35], и боб какао, символ Госпожи Кровавой Луны, нацарапанные мною иод притолокой и на ступеньках крыльца, должны обеспечить процветание нашему маленькому бизнесу.

Я отлично знаю, что предпочитает каждый из твоих покупателей, Вианн. Я легко могу это прочесть по цветам их ауры. И я знаю, что девушка из цветочного магазина вечно всего боится, а та женщина с маленькой собачкой во всем винит только себя, а молодой болтливый толстяк умрет, не дожив и до тридцати пяти, если немедленно не сбросит вес.

Такой уж у меня дар, знаете ли. Я могу узнать, что всем им необходимо. Могу сказать, чего они боятся, могу заставить их танцевать.

Если бы моя мать поступала как я, ей бы не пришлось так яростно бороться за то, чтобы выжить. Но она моей практической магии не доверяла, называла ее «захватнической» и вечно намекала на то, что подобное неправильное использование моих умений — это как минимум проявление эгоизма, а по большому счету — преступление, которое в итоге навлечет на нас обеих ужасные кары. «Вспомни кредо нашего Братства дельфинов, — говорила она мне. — Не вмешивайся, если не хочешь позабыть свой Путь».

Разумеется, это кредо было буквально омыто свойственными моей матери эмоциями, но я к тому времени уже почти создала свою Систему, про себя давно решив не только отказаться от Пути дельфина, но и стать такой, какой мне написано на роду: назойливой, вечно вмешивающейся в чужие дела и судьбы.

Вопрос только в том, с кого начать? С Янны или с Анни? С Лорана Пансона или с мадам Пино? Здесь столько различных жизней, и они так переплетены между собой! Причем у каждого свои тайны, свои мечты, свои амбиции и скрытые сомнения, свои черные мысли и полузабытые страсти, свои невысказанные желания. Столько жизней — бери не хочу, пробуй сколько угодно — и все для таких, как я!

Сегодня утром зашла та девушка из цветочного магазина и сказала шепотом:

— Ой, я видела вашу витрину! Это так красиво... я просто не могла не зайти и не сказать...

— Вас ведь Алиса зовут, верно? — спросила я.

Она кивнула, опасливо озираясь, точно зверек, попавший в незнакомую обстановку.

Алиса, как мы знаем, болезненно застенчива. Говорит еле слышно; распущенные волосы похожи на саван. Ее довольно красивые, слегка подведенные глаза испуганно выглядывают из-под густой высветленной челки, словно из норки, а руки и ноги нелепо торчат из голубенького платьица, явно некогда сшитого на девочку лет десяти.

Она обута в ботинки на толстенной платформе, которые выглядят слишком тяжелыми на тонких, как спички, ногах. Любимое лакомство Алисы — молочно-шоколадная помадка, но покупает она всегда плитку простого черного шоколада, потому что в нем «калорий в два раза меньше». И от нервного напряжения ее аура всегда отливает золотом.

— Что это так приятно пахнет? — спросила она, принюхиваясь.

— Янна шоколад готовит, — ответила я. — Трюфели.

— Готовит? Она сама умеет делать трюфели?

Я усадила Алису в старое кресло, которое отыскала в мусорном контейнере на улице Клиши и притащила сюда Кресло довольно потрепанное, но вполне удобное, и в ближайшие дни я намереваюсь и с ним, и с самим магазином кое-что сотворить.

— А вы попробуйте, — предложила я. — Хотя бы одну штучку. За счет магазина.

Глаза у нее заблестели.

— Знаете, мне не следовало бы...

— Хорошо, я разрежу трюфель пополам, и мы с вами его разделим, — сказала я, присаживаясь на подлокотник кресла.

Сидя так, мне ничего не стоило начертить ногтем символ соблазна — боб какао, а потом наблюдать за ее отражением в Дымящемся Зеркале, когда она, точно птенчик, принялась клевать трюфель.


  52  
×
×