70  

Алиса уже начинает отрицательно мотать головой, но Нико вдруг кажется ей таким милым. И несмотря на его размеры, она чувствует в нем нечто детское, внушающее доверие, даже, пожалуй, некую его уязвимость. А в глазах его, как ей кажется, она читает почти... понимание.

— Всего одну, — снова предлагает он.

И знак, нацарапанный мною на крышке коробки, начинает светиться бледным светом — это Кролик-Луна, символ любви и плодовитости. И Алиса вместо своей обычной шоколадки застенчиво соглашается выпить чашку густого душистого мокко, к которой прилагается несколько миндальных печеньиц; а потом они уходят из кафе — одновременно (хотя и не совсем вместе) — и скрываются за пеленой ноябрьского дождя; и она несет в руке маленькую коробочку, а он — большую.

И я вижу, что Нико раскрывает над крошечной Алисой свой красный, немыслимой величины зонт с надписью «Merde, il pleut!»[41]. И до меня издалека доносится чистый отзвук ее смеха, больше похожий на воспоминание, чем на нечто реальное. И я вижу, как они спускаются по булыжной мостовой, она шлепает прямо по лужам в своих огромных башмаках, а он торжественно несет нелепый зонт, стараясь защитить от дождя их обоих, и они похожи на героев мультфильма — на игрушечного медведя и гадкого утенка, странным образом объединившихся в какой-то новой сказке, собранной из разрозненных частей, и оказавшихся на пути к новым, неведомым и замечательным приключениям.

ГЛАВА 4

22 ноября, четверг

Три непринятых звонка от Тьерри и открытка от него с видом Музея естественной истории, в которой всего несколько слов: «Пещерная женщина! Включи же наконец свой мобильник!» Я рассмеялась, но как-то безрадостно: я не разделяю страсти Тьерри к техническим новшествам и после нескольких безуспешных попыток послать ему эсэмэску попросту спрятала мобильник в ящик кухонного стола.

Через некоторое время он позвонил мне и сообщил, что, видимо, не сумеет приехать домой в этот уик-энд, но непременно приедет на следующей неделе. А я, пожалуй, даже некоторое облегчение испытала. Теперь у меня будет время не только привести все в порядок, но и сделать необходимые запасы, а также постараться привыкнуть к новому облику своего магазина, к новым покупателям и новым обстоятельствам.

Нико и Алиса и сегодня тоже заходили. Алиса купила маленькую коробочку шоколадной помадки — очень маленькую, но все конфеты она съела сама; а Нико — килограмм миндального печенья.

— Мне всегда мало этих твоих вкусных штучек, — сказал он. — Ты, главное, не переставай их делать, ладно, Янна?

Я не сумела сдержать улыбку. Они с Алисой уселись за столик перед входом в магазин, она пила мокко, а он — горячий шоколад со сливками и алтеем; мы с Зози делали вид, что ничего не замечаем, и старались даже из кухни не выходить, пока не появлялся очередной покупатель. Розетт, вытащив свой альбом, рисовала в нем улыбающихся обезьянок с длинными хвостами и раскрашивала их карандашами всех цветов, какие имелись у нее в коробке.

— Слушай, а здорово у тебя получилось! — сказал ей Нико, когда она вручила ему изображение толстой фиолетовой обезьянки, поедающей кокос— Ты, наверное, обезьян любишь, да?

И он скорчил такую замечательную, совершенно обезьянью рожу, что Розетт хрипло, по-вороньи, рассмеялась и выдохнула: «Еще!» Я заметила, что она теперь вообще гораздо чаще смеется. И не только в моем обществе, но и с Нико, с Анук, с Зози — возможно, когда через неделю Тьерри в очередной раз к нам заедет, у нее и с ним общение начнет лучше получаться.

Алиса тоже засмеялась. Она, кстати, нравится Розетт больше всех, возможно, потому, что она такая хрупкая, маленькая, кажется почти ребенком в своем коротеньком платьице из набивной материи и бледно-голубом пальтишке. А может, потому, что Алиса крайне редко говорит что-то, даже в обществе Нико она больше помалкивает, хотя Нико, разумеется, вполне способен говорить и за двоих.

— Твоя обезьянка очень на Нико похожа, — сказала Алиса, наклоняясь к Розетт.

Со взрослыми она разговаривает неохотно и еле слышно. А с Розетт совершенно преображается — говорит с разными интонациями, шутит, подражает кому-то, и Розетт отвечает ей сияющей улыбкой.

Оказалось, Розетт и всех нас изобразила в виде обезьянок. У обезьянки Зози ярко-красные перчатки на всех четырех лапах. Обезьянка Алиса ярко-синяя, цвета «электрик», у нее крошечное тельце и ужасно длинный изогнутый хвост. А моя обезьянка, словно чем-то смущенная, прячет свою мохнатую мордочку в ладошках. У девочки явно талант — рисунки у нее пока, конечно, немного корявые, но удивительно живые, и порой ей удается передать то или иное выражение лица буквально двумя штрихами.


  70  
×
×