Леденцовые туфельки

— Закрыть меня в такое время года! Это же просто издевательство! Нет, кому-то наверняка меня разорить хочется!

— А из-за чего, собственно, все произошло? — поинтересовалась я.

И он принялся изливать на меня свои горести. Кто-то на него пожаловался — дескать, он разогревает в микроволновке всякие остатки и подает клиентам; потом какого-то идиота угораздило заболеть; и тут уж к нему прислали чиновника из окружной инспекции по здравоохранению, который с трудом мог объясняться по-французски и обиделся на Лорана за какое-то невинное высказывание, хотя он, Лоран, вел себя по отношению к этому парню в высшей степени пристойно и вежливо...

— А он взял и закрыл мое кафе! Просто так — хоп! Взял и закрыл! Я что хочу сказать: куда идет наша страна, если в высшей степени приличное кафе — которое не одно десятилетие существовало здесь! — берет и закрывает какой-то проклятый pied-noir...^[42]

Я делала вид, что внимательно его слушаю, а на самом деле прикидывала, какие изделия продаются лучше всего, а также — каких у нас почти не осталось в запасе. Я даже притворилась, что не заметила, когда Лоран без разрешения угостился еще одним пралине. Ладно, я от этого не обеднела, а ему необходимо было выговориться.

Через некоторое время из кухни появилась Зози — она помогала мне готовить шоколадные «поленья», — и Лоран, резко прервав свою тираду, вдруг покраснел так, что даже мочки ушей стали багровыми.

— Добрый день, 3ози, — с достоинством, хотя и несколько преувеличенным, поздоровался он.

Она в ответ улыбнулась. Не секрет, что он в нее влюблен — да и разве можно в нее не влюбиться? — а сегодня она выглядела просто великолепно: в длинном бархатном платье василькового цвета и того же тона сапожках.

Мне невольно стало жаль Лорана. Зози — очень привлекательная женщина, а он, бедняга, в таком возрасте, когда у мужчины, как говорится, бес в ребро. Но я вдруг подумала о том, что теперь он так и будет каждый день болтаться у нас иод ногами до самого Рождества, задарма угощаясь кофе, раздражая покупателей, бессовестно воруя сахар и громко жалуясь на то, что все вокруг идет к чертям собачьим...

И, отвернувшись от него, я чуть не пропустила то мгновение, когда Зози, скрестив пальцы, сделала у меня за спиной тот жест. Жест моей матери, отгоняющий беды и неудачи.

Брысь! Пошел вон!

Я сразу заметила, что Лоран шлепнул себя по шее ладонью, словно его комар укусил, и неслышно охнула увы, слишком поздно. Все выглядело так естественно — в Ланскне я и сама поступила бы так же. Ах, если бы не было этих четырех лет!

— Что с вами, Лоран? — окликнула я его.

— Пора мне, — заторопился он. — Дела, знаете ли. Времени совершенно нет...

И он, все еще потирая шею, резво вскочил с кресла, которое занимал уже более получаса, и чуть ли не бегом выкатился из магазина.

Зози усмехнулась:

— Ну наконец-то!

Я тяжело опустилась на стул.

— Что с тобой? — встревожилась она.

Я молча посмотрела на нее. Именно так это всегда и начинается — с мелочей, с того, на что и внимания-то никто не обращает. Но одна такая мелочь тянет за собой вторую, третью и так далее, ты и понять ничего не успеешь, как все начинается снова, и ветер меняется, и Благочестивые опять взяли твой след, и...

Несколько секунд я во всем винила Зози. В конце концов, именно она превратила мою заурядную кондитерскую в эту пещеру пиратов. Пока она здесь не появилась, меня вполне устраивало быть Янной Шарбонно, иметь такой же магазинчик, как у других, носить подаренное Тьерри кольцо и ни во что не вмешиваться, позволяя миру вращаться, как он хочет...

Но теперь все переменилось. Всего лишь щелчок пальцами, и целых четыре года жизни пошли прахом, и та женщина, которой давным-давно пора было бы умереть, вдруг открыла глаза, ожила, задышала...

— Вианн... — тихонько окликнула меня Зози.

— Меня зовут не так.

— Но ведь так тебя звали когда-то, не правда ли? Вианн Роше.

Я кивнула.

— Да. В прошлой жизни.

— Нет, не только в прошлой. Это вовсе не обязательно.

Не обязательно? Мысль опасная, но такая привлекательная. Снова стать Вианн, торговать чудесами, показывать людям, какое волшебство таится у них в душе...

Придется сказать ей. Нужно все это остановить. Она не виновата, но я не могу допустить, чтобы это продолжалось. Благочестивые все еще идут по нашему следу, пока они еще слепы, но тем не менее поразительно настойчивы. Я чувствую, как они подбираются все ближе сквозь туман, словно прощупывая воздух своими длинными пальцами и сразу замечая малейший проблеск, малейшее чудо.

---

42 «Черноногий» (фр.) — презрительная кличка, которую французы дали выходцам из Северной Африки, в основном из Алжира.