Каменная плита, на которой я охлаждаю растопленный шоколад и делаю смеси, вся покрыта крошечными пересекающимися зарубками. Я могу читать по ним лучше, чем по собственной ладони, хотя ни того ни другого стараюсь не делать. Я бы предпочла ничего не знать о своем будущем. Мне и настоящего более чем достаточно.
— А что, сама chocolatiere[44] дома?
Голос Тьерри не узнать невозможно: грубоватый, громкий, дружелюбный. Я услышала его из кухни (делала там шоколадные конфеты с ликером, самые трудоемкие). Звон колокольчиков, топот ног — и тишина: он явно озирался, рассматривая новый интерьер.
Я вышла из кухни, вытирая о фартук испачканные шоколадом руки.
— Тьерри!
Я поцеловала его, расставив руки в стороны, чтобы не испачкать ему костюм.
Он усмехнулся.
— Боже мой! Да ты тут и впрямь все переделала!
— Тебе нравится?
— Ну... все стало... как-то по-другому.
Возможно, мне показалось, но в его голосе послышалось нечто вроде легкого страха, когда он осматривал яркие стены с нанесенным по трафарету рисунком, мебель с отпечатками ладошек, старые кресла в пестрых накидках, горшочек с горячим шоколадом и чашки на трехногом столике, яркую витрину с красными туфельками Зози, возвышающимися над горой «сокровищ» в красивых конфетных обертках.
— Это просто...
Он запнулся, и я перехватила его взгляд, быстро брошенный на мою руку. Заметив отсутствие кольца, он слегка поджал губы, как всегда, когда ему что-нибудь не нравится, но голос его, впрочем, прозвучал достаточно тепло, когда он сказал:
— Потрясающе! Вы же просто настоящее чудо здесь сотворили.
— Шоколад? — спросила Зози, наливая ему чашечку.
— Я... не... ну ладно, выпью.
Она поставила перед ним кофейную чашку, положила на блюдце один из моих трюфелей и, улыбаясь, сказала:
— Это наше фирменное угощение.
А Тьерри еще раз осмотрелся, окинул взглядом сложенные стопкой коробки, стеклянные блюда, всевозможные леденцы и помадки, ленты, розетки, сухое печенье, засахаренные фиалки, белый шоколад, темные ромовые трюфели, шоколадки с перцем чили, лимонное парфе и кофейный торт. Выражение лица у него было туповато-изумленное, растерянное.
— Неужели все это ваших рук дело? — спросил он наконец.
— А что ты так удивляешься? — пожала я плечами.
— Но это, наверное, только по случаю Рождества? — Он слегка нахмурился, увидев ценник, прикрепленный к коробке шоколадок с перцем чили. — И что, действительно покупают?
— Все время, — с улыбкой ответила я.
— Но ведь этот ремонт, должно быть, стоил тебе целого состояния — покраска стен, украшение витрины...
— Мы сами все сделали. И каждый принимал в этом посильное участие.
— Что ж, здорово у вас получилось. Потрудились, как говорится, на славу.
Тьерри сделал глоток шоколада, и я в очередной раз заметила, как неприязненно он поджал губы.
— Знаешь, тебе вовсе не обязательно это пить, если не нравится, — сказала я, стараясь скрыть раздражение. — Если ты предпочитаешь кофе, я с удовольствием тебе его приготовлю.
— Нет, что ты, очень вкусно.
Он сделал еще глоток. Врать он все-таки совершенно не умеет. Я понимаю, его честность должна бы мне нравиться, но от нее мне почему-то становится не по себе. Тьерри, несмотря на внешнюю самоуверенность, страшно уязвим и к тому же совершенно не в состоянии понять, откуда дует ветер.
— Просто я очень удивлен всеми этими переменами. Ведь за какие-то две недели все здесь настолько изменилось...
— Не все, — улыбнулась я.
И заметила, что Тьерри не улыбнулся в ответ.
— Как было в Лондоне? Чем ты занимался?
— Навестил Сару. Рассказал ей о свадьбе. Безумно скучал по тебе.
Я снова улыбнулась и спросила:
— А как поживает твой сын Алан?
Этот вопрос все же заставил его улыбнуться. Он всегда улыбается, стоит мне упомянуть о его сыне, хотя сам редко говорит о нем. Я часто задавалась вопросом: а хорошо ли они друг с другом ладят? Пожалуй, при упоминаниях о сыне его улыбка как-то чересчур широка. А если Алан такой же, как его отец, то при подобном личностном сходстве они вряд ли могли стать друзьями.
Я заметила, что мой трюфель он даже не попробовал. И немного смутился, когда я сказала ему об этом.
— Ты же знаешь, Янна, я не большой любитель сладкого.
И снова та же широкая улыбка, как при разговорах о его сыне. А вообще-то заявление просто смешное: ведь всем известно, какой Тьерри сластена, впрочем, он действительно немного этого стесняется, словно, узнав, что он любит молочный шоколад, кто-то может поставить под сомнение его мужественность. Однако мои трюфели из темного шоколада и, возможно, чересчур сдобрены пряностями, так что их сильный аромат и легкая горчинка вполне могут быть ему неприятны...