Леденцовые туфельки

«Ребенок, — показывает она мне на пальцах. — Пойдем посмотрим на ребеночка». Она уже два раза ходила туда с Нико, один раз с Алисой, бесчисленное множество раз с Зози, Жаном-Луи и Пополем, ну и, разумеется, с Анук. Она, похоже, восторгается вертепом не меньше Розетт и без конца рассказывает ей историю о том, что эта малышка (в версии Анук дитя женского пола) родилась прямо в хлеву, поскольку была страшная метель, а потом, чтобы посмотреть на нее, туда пришли разные животные и три мага-мудреца, и даже одна из звезд остановилась в небесах, чтобы взглянуть на чудесную девочку...

— Потому что она была особенная, не такая, как все, — поясняет Анук, к полному восхищению Розетт. — Ни на кого не похожая, как ты, например, и очень скоро у тебя тоже день рождения...

Пришествие. Приключение. По сути, оба этих слова предполагают некое необычайное событие. Я никогда раньше не задумывалась над их сходством, никогда не отмечала христианских праздников, никогда не постилась, никогда не каялась и не исповедовалась.

Ну, почти никогда.

Но когда Анук была маленькой, мы всегда праздновали Святки: с наступлением сумерек зажигали огоньки, плели венки из падуба и омелы, пили сидр со специями, устраивали пирушки для друзей, ели горячие, с пылу с жару, каштаны, жарившиеся тут же на решетке.

А потом родилась Розетт, и все снова переменилось. Исчезли венки из омелы, свечи и ладан. Теперь мы ходим в церковь и покупаем больше подарков, чем можем себе позволить, и кладем их под елку из пластмассы, и смотрим телевизор, и беспокоимся, достаточно ли хорош будет у нас праздничный стол. Рождественские огоньки, возможно, издали и кажутся звездами, но вблизи каждому ясно, что все это ерунда и тяжелые гирлянды лампочек удерживаются над узкими улочками только с помощью проводов. И никакого волшебства... «Но разве не этого ты хотела, Вианн?» — слышу я в ушах чей-то суховатый голос, и он так похож на голос моей матери, и на голос Ру, а теперь еще немного и на голос Зози, ибо она напоминает мне ту Вианн, какой я была когда-то. И ее терпение я воспринимаю уже почти как упрек.

Но наступающий год будет не таким, как предыдущие. Тьерри любит, чтобы все было как полагается. Церковь, гусь, шоколадное полено — настоящий праздник; и мы будем праздновать не только это Рождество, но и все прочие знаменательные дни, которые уже провели вместе и которые нам еще только предстоит провести...

И разумеется, никакого волшебства. Что ж, разве это так плохо? Покой, безопасность, дружба... и любовь. Разве этого не достаточно? Разве у нас другой путь? Я выросла на народных сказках, так почему же мне так трудно поверить в счастливый конец? В то, что можно жить долго и счастливо? И почему мне до сих пор снится, что я иду следом за дудочником-крысоловом, если прекрасно знаю, куда он меня ведет?

Я велела Анук и Розетт ложиться спать, а сама бросилась вдогонку за Ру и Тьерри. Я отстала от них совсем чуть-чуть, задержавшись дома минуты на три, от силы на пять, но, едва оказавшись в уличной толпе, сразу поняла, что Ру, конечно, уже успел исчезнуть в сутолоке Монмартра. И все же, пытаясь его догнать, я поспешила в сторону Сакре-Кёр — и почти сразу среди многочисленных туристов и зевак заметила знакомый силуэт. Тьерри быстро шел к площади Далиды, решительно засунув руки в карманы и выставив вперед подбородок, точно готовый к драке петух.

Я остановилась и нырнула налево, на мощенную булыжником улочку, что ведет наверх, к площади Тертр. Но и там Ру видно не было. Исчез. Ну да, с какой, собственно, стати ему оставаться? И все же я бродила по выходящим на площадь улочкам, вся дрожа (я забыла надеть пальто), прислушиваясь к звукам ночного Монмартpa — музыке, доносившейся из клубов, расположенных у подножия Холма, смеху, шагам, детским голосам, слышавшимся у вертепа на той стороне площади, пению саксофона, на котором играл бродячий музыкант, обрывкам разговоров, приносимых ветром...

Именно его неподвижная фигура в итоге и привлекла мое внимание. Парижане похожи на косяки рыб — если остановятся хоть на мгновение, то сразу умрут. А он просто стоял без движения, почти не заметный в ярко-красных вспышках неона в витрине кафе. Молча наблюдал за толпой и словно чего-то ждал. Ждал меня...

Я бегом бросилась к нему через площадь. Крепко обхватила его руками и на секунду испугалась, что он на мое объятие не ответит. Я почувствовала, как напряглось его тело, заметила, как пролегла между бровями знакомая морщинка, — и в этом резком свете он вдруг действительно показался мне незнакомцем.