48  

Причем, точно знаю, от какого человека извлеку «материал», а какого даже трогать не надо. Я это чувствую, как вампир чует свежую теплую кровь.

Иногда срабатывает метод общения «от обратного».


Однажды после записи на «Эхе Москвы» я стою на Новом Арбате, ловлю машину. Возле меня останавливается автомобиль:

— Сколько?

Я говорю:

— Голубчик, я не знаю сколько, это вы мне должны сказать.

И он от этого «голубчика» и моего, якобы, абсолютного идиотического доверия, сначала оторопевает.

— Не, ну… какая ваша цена-то?

— Ей-богу, не знаю. Двести?

— Садитесь!

— Вот спасибо, голубчик!

Сажусь, и он, уже контуженный этим моим «голубчиком», уже слегка размягченный, тут же начинает делиться размышлениями, рассказывать, какая тяжелая жизнь, какой город тяжелый, и проклятая эта, вот, милиция!

— Понимаете, дерут ведь страшно, без зазрения совести, и рука руку моет, и как вот это называется, есть такое слово…

Я говорю: «Коррупция?»

— Точно! Как вы сказали?

— Коррупция.

— Вот эта коррупция, да, ну вы ж понимаете, ты станешь чего-то доказывать, а он заберет права, и всё, вроде ты чего-то не подписал… Потом — что еще творят? Раскопают какой переулок, — а я туда всю жизнь заворачивал, — вчера, по привычке сунулся, а там в кустах — «кирпич».

— Как — в кустах?

— В кустах поставят «кирпич», чтоб, значит, не видно. И мент сидит в засаде. А ты по привычке туда зарулил. Ну, забрал он права, и всё. Иди к адвокату. Я иду к адвокату, а это 40 тыщ, ионе сговоре с этим адвокатом. Как вы сказали слово-то… которое?..

— Коррупция.

— О, коррупция! Или, опять же, вот, моя сестра сдаёт комнату в квартире. А мент приходит, как по часам. Дай ему…

— Что ему дать?

— Ну, как же? Те, которые комнату снимают, менту отстегивают.

— За что?

— Он их крышует…

— Зачем?

— Крышует, говорю.

— Понятно…

— А теперь — что? Ежли они бузят, пьянка там, или громко музыку включили, ему ж теперь не пожалуешься, он же их крышует… Как вы сказали, слово называется?

— Коррупция.


— ТАК ЧТО У ВАС СВОИ ОСВЕДОМИТЕЛИ, СВОИ ИСТОЧНИКИ ИНФОРМАЦИИ?

— Я просто знаю, за какой конец нити потянуть, чей роток развязать.

Ведь кто-то может три часа безостановочно рассказывать всю свою жизнь, и я не возьму ни слова: обыденная вязкая тусклая речь… А другой произнесет две-три фразы… — и это блеск, веер павлиньего хвоста. Пир души!


Картинка по теме — байка Натальи Рапопорт.

«Все-таки, что замечательно в Москве — передвигаться иностранцу очень просто. Особенно, когда иностранец по-русски мало-мало разбирает. Выходишь на дорогу, поднимаешь руку, останавливается машина, — езжай, куда надо.

Как-то опаздывала я на встречу, поймала машину и еду, довольная — авось успею!

Водитель, мрачный такой молодой человек вдруг говорит мне:

— Вы не думайте, что едете в обыкновенной машине…

Я удивилась:

— А что такого необыкновенного в твоей машине?

— А я вожу председателя избиркома Жириновского.

— Да ну! Ишь ты… А Самого-то видел?

— Ви-и-дел, — говорит. — Он в прошлом годе в ресторане день рождения отмечал, я помогал подарки в машину складывать. Огромные такие часы с боем — тяжелые! — занес с трудом. Оборачиваюсь — сам стоит. Подает мне бумажку в сотню долларов.

— Что-то, — говорит, — рожа твоя мне знакомая.

— А я, — говорю, — вожу председателя твоего избиркома.

— А сам за меня будешь голосовать?

— Да на хрена, — говорю, — ты мне сдался!..

Тогда он достает еще одну сотенную!

— А сейчас, — спрашивает, — голосовать будешь?

— Сейчас подумаю…

Парень сделал коротенькую, но весомую паузу, и кивнул: — Откройте бардачок!

Открываю бардачок, там лежат две сотенные долларовые банкноты.

— Вот, — проговорил удовлетворенно, — не меняю. Берегу… Надо беречь, понимаешь: все ж реликвия — сам Жириновский подарил!

— А голосовать-то за него… Голосовал?

Он усмехнулся и протянул: — Да на хрена он мне сда-а-лся…»

  48  
×
×