Потрясающая красота

Эверетт первым прервал молчание:

— Ну, как поживаете?

— Нормально. — Впервые в жизни Мэгги не находила, что сказать, но потом напряжение все же немного отпустило ее, и она постепенно стала вновь походить на себя. — Для меня очень дорого ваше благородство — еще никто никогда не прилетал ко мне, чтобы лично поздравить с Рождеством. Спасибо вам, Эверетт! — торжественно проговорила Мэгги.

— Я соскучился по вас. Очень. Потому сегодня я здесь. Мне вдруг показалось нелепым, что мы с вами не можем больше разговаривать. Мне, наверное, следует перед вами извиниться за прошлый раз, но я, ни о чем не жалею. Это самое лучшее из того, что случалось со мной. — Он не кривил душой.

— И со мной тоже. — Эти слова сами собой слетели с ее языка. — До сих пор не понимаю, как это случилось. — Было видно, что она мучается угрызениями совести и глубоко раскаивается.

— Не понимаете? А я понимаю. Мне кажется, мы любим друг друга. Уж я точно. Хотя у меня такое чувство, будто вы тоже меня любите. По крайней мере надеюсь на это. — Эверетт не хотел, чтобы ее любовь обернулась для нее мукой, и в то же время не мог расстаться с надеждой на то, что его любовь взаимна. — Не знаю, что нам делать. Впрочем, это уже другой вопрос. Сейчас я просто хотел, чтоб вы знали о моих чувствах.

— Я тоже вас люблю, — с горечью произнесла Мэгги. Эта любовь была ее единственным в жизни серьезным нарушением данного ею обета. Но Мэгги решила, что Эверетт имеет право все знать.

— Приятно слышать, — сказал Эверетт, надкусывая сандвич. Проглотив, он с облегчением улыбнулся.

— Ничего приятного. Я не могу нарушить обет. В этом моя жизнь. Я не знаю, что делать.

— Может, пока и не надо ничего делать. Стоит просто хорошенько подумать, и вы придумаете, как перейти в другую жизнь. Ведь должен же быть какой-то выход. Например, почетное увольнение.

Мэгги улыбнулась:

— В монастыре такого не бывает. Хотя случается, что некоторые уходят. Вот мой брат, например, сложил с себя сан, но я себя в такой ситуации не вижу.

— Ну, может, и не уйдете, — рассудительно отозвался Эверетт. — Тогда все останется как есть. Но теперь мы по крайней мере знаем, что любим друг друга, Я приехал вовсе не для того, чтобы похитить вас, хотя было бы хорошо. Почему вы не можете думать об этом без мучений? Не надо спешить, подумайте, прислушайтесь к своим, чувствам.

— Мне страшно, — честно призналась Мэгги.

— Мне тоже, — сказал Эверетт и сжал ее руку. — Это страшно. Не знаю точно, любил ли я кого-нибудь раньше. Голова моя в течение тридцати лет была слишком затуманена алкоголем, чтобы я к кому-нибудь почувствовал хоть какой-либо интерес, в том числе и к самому себе. И вот я проснулся, а тут — вы.

— До вас, — тихо проговорила Мэгги, — я никогда не была влюблена. Никогда в жизни мне не приходило в голову, что это возможно.

— Наверное, Господь решил, что пора.

— О нет, это Он испытывает меня. Оставив церковь, я осиротею.

— Тогда, наверное, мне придется вас удочерить. Но это только один из вариантов. Монахинь можно удочерять? — Мэгги рассмеялась. — Я так рад вас видеть, Мэгги!..

Она постепенно начала оттаивать, и разговор стал напоминать их прежние беседы. Мэгги рассказала, чем она занималась, а Эверетт — о том, что писал последнее время. Разговор коснулся и грядущего суда над Сетом. Эверетту, возможно, поручат написать репортаж для «Скупа» о процессе. Если так, то он на несколько недель приедет в Сан-Франциско, когда начнется суд, то есть в начале марта. Это радовало Мэгги, так же как и то, что он не торопит ее с ответом. Когда они вышли из кафе, от недавней неловкости не осталось и следа, им снова было хорошо вместе. Переходя улицу, Эверетт держал Мэгги за руку. Было уже около восьми, и Эверетт торопился на самолет.

К себе Мэгги его так и не пригласила зайти, но одну долгую минуту они простояли у подъезда ее дома.

— Я сегодня получила самый лучший рождественский подарок, — улыбнулась Мэгги.

— Я тоже. — Эверетт нежно поцеловал ее в лоб — не хотел пугать, да и все местные жители знали, кто она такая, и ему совсем не хотелось портить ей репутацию. И вообще, Мэгги была к этому не готова. Ей требовалось время на раздумья. — Я вам позвоню. — И, затаив дыхание, как ребенок, спросил: — Мэгги, вы подумаете? Я знаю, для вас это важное решение. Важнее не придумаешь. Но я вас люблю и буду ждать, и если вам хватит безумства на такой шаг, вы сделаете мне честь, став моей женой. Вы должны знать: у меня благородные намерения.