112  

В общем, это и стало концом нашей игры в прятки. Весь мир узнал, где мы скрывались. И нас моментально развели в разные стороны: папу в реабилитационный центр близ Молбри, а меня в какой-то чужой дом, где я вытерпела целых пять лет, ни на минуту не задумываясь о том, что кто-то оплачивал наши счета, кто-то заботился о нас, не догадываясь, что доктор Пикок давно уже нас выследил.

Впоследствии мне стало известно об их переписке с отцом; доктор Пикок неоднократно предпринимал попытки восстановить с ним контакт, но папа отказывался отвечать. Почему доктору Пикоку была небезразлична наша судьба? Возможно, он чувствовал вину перед своим верным старым другом или испытывал жалость к маленькой девочке, невольно угодившей в эпицентр трагедии.

Так или иначе, а именно он содержал нас и следил за нами издалека, пока наш дом стоял пустой, заброшенный и нелюбимый, до самого потолка набитый воспоминаниями и запертый, как нежеланный подарок, который так и остался нераспакованным.

Когда мне исполнилось восемнадцать, я нашла себе жилье в центре Молбри — крошечную, пахнущую сыростью квартирку на четвертом этаже с гостиной-спальней, крошечной кухней и ванной, где стены были отделаны кафелем до середины. Каждую неделю я навещала отца, и он иногда даже понимал, кто я такая. И хотя некоторое время я была уверена, что все в городе меня узнают, до меня все-таки дошло: больше никому нет дела до Эмили Уайт, никто ее даже не помнит.

Ничто на свете не исчезает просто так, бесследно. Ничто никогда не кончается. И хотя Найджел действительно подарил мне ощущение безопасности и любви, теперь я пришла к выводу — хоть и несколько поздновато, — что, следуя за ним во всем, я лишь сменила одну золоченую клетку на другую, которая просто выглядела иначе.

Но теперь-то наконец я свободна от всех. Свободна от родителей, свободна от доктора Пикока, свободна от Найджела Итак, кто я теперь? Куда я иду? И сколько еще людей должно умереть, прежде чем я освобожусь от Эмили?

КОММЕНТАРИЙ В ИНТЕРНЕТЕ

blueeyedboy: Очень трогательно, Альбертина. Порой я задаю себе тот же вопрос…

Часть четвертая

Дым

1

ВЫ ЧИТАЕТЕ ВЕБ-ЖУРНАЛ BLUEEYEDBOY

Время: 15.06, среда, 13 февраля

Статус: ограниченный

Настроение: спокойное

Музыка: Voltaire, Blue-eyed Matador


Сегодня я проспал гораздо дольше полудня. Соврал матери, что взял несколько дней отгула. Обычно я сплю мало, а с недавних пор вообще максимум два-три часа, да и quid pro quo[36] с Альбертиной явно отняло у меня куда больше сил, чем я думал. И все-таки решение этой задачи того стоило, вам не кажется? После двадцати лет молчания она вдруг заговорила.

Не могу сказать, что в чем-то ее обвиняю. Ведь, как известно, оживление мертвецов всегда имело очень серьезные последствия. А уж в ее случае неизбежно явились бы целые стада таблоидов. Деньги, убийство и безумие — всегда отличный материал для прессы. Сможет ли она пережить «явление миру»? Или так и будет прятаться, молчаливо и настороженно относясь к тому прошлому, которого у нее никогда не было?

Приняв душ и переодевшись, я отправился искать Альбертину на Милл-роуд в кафе «Розовая зебра». Именно туда она ходит, когда ей хочется быть кем-то иным, а не самой собой. Было уже шесть часов, близилось время закрытия. Она сидела одна у стойки с чашкой горячего шоколада и булочкой с корицей. Я заметил, что под красным пальто у нее небесно-голубое платье.

«Альбертина в голубых тонах, — подумал я. — Возможно, сегодня у меня будет удачный день».

— Можно к тебе присоединиться?

От моего голоса она вздрогнула.

— Если у тебя нет желания общаться, клянусь, что не пророню ни слова. Но этот горячий шоколад выглядит чудесно, и я…

— Нет. Пожалуйста. Я не против, если ты останешься.

Печаль всегда придает ее лицу выражение эмоциональной незащищенности. Она протянула мне руку. Я взял ее, и меня охватил трепет, дрожь пробежала по всему моему телу от подошв ног до корней волос.

«Интересно, — мелькнула у меня мысль, — она тоже испытывает волнение?» Кончики ее пальцев были прохладными, маленькая ручка слегка подрагивала в моей руке. В Альбертине вообще есть что-то детское, пассивная готовность со всем на свете соглашаться, которую Найджел, по всей вероятности, принял за уязвимость. Я-то лучше знаю, с чем это связано, но ведь я — совсем другое дело, и она, должно быть, это прекрасно понимает.


  112  
×
×