— Не говори так, Саймон. Это только все осложняет.
— Я хочу жениться на тебе. — Он произнес это спокойно, без тени колебаний в голосе.
— Это невозможно. — Зоя грустно посмотрела на него.
— Нет, возможно. Приедешь домой и скажешь детям, что мы любим друг друга.
— Это безумие. Мы же только познакомились. — Она даже не допускала близости между ними. Она все еще боялась его и была слишком сильно привязана к покойному мужу.
— Хорошо. Тогда давай подождем неделю.
Она засмеялась, и он снова поцеловал ее.
— Ты выйдешь за меня замуж?
— Нет.
— Почему?
— Потому что ты сумасшедший, — засмеялась она между поцелуями. — Буйнопомешанный.
И я впрямь сойду с ума, если ты не выйдешь за меня. Ты когда-нибудь видела сумасшедшего русского еврея, неистовствующего на английском корабле?
Это же может вызвать международный скандал! Подумай о людях, чье спокойствие ты нарушишь… Считаю, что тебе лучше сказать «да»… — Он снова поцеловал ее.
— Саймон, пожалуйста… будь благоразумным… Ты можешь возненавидеть меня, когда встретишь в Нью-Йорке.
— Об этом ты узнаешь завтра же вечером. А если не возненавижу — то выйдешь за меня замуж?
— Нет. — Иногда с ним было невозможно говорить серьезно, а порой казалось, что он способен заглянуть ей прямо в душу.
Он крепко сжал ее ладони в своих и посмотрел ей прямо в глаза.
— Я никогда в жизни не предлагал еще женщине выйти за меня замуж. Я люблю тебя. Я серьезный человек. У меня свой бизнес. Моя родня считает меня очень умным. Я умоляю тебя, Зоя… пожалуйста, дорогая… пожалуйста, стань моей женой.
— О, Саймон, не могу. — Она печально посмотрела на него. — Что подумают мои дети? Они полностью зависят от меня, они не готовы к тому, что кто-то войдет в их жизнь, да и я тоже. Я слишком долго была одна.
— Вот именно, — тихо сказал он. — Слишком долго.
Но так не должно быть вечно. Ты подумаешь?
Она заколебалась, но потом под его взглядом смешалась.
— Хорош?, подумаю… но вряд ли это что-то изменит…
На сегодняшний день его устраивал даже такой ответ; они просидели на палубе, разговаривая в течение нескольких часов, а на следующее утро, ровно в семь, он постучал в дверь ее каюты.
— Выходи, посмотри на статую Свободы.
— Так рано? — Она была еще в ночной рубашке, волосы были заплетены в длинную косу. — Который час?
Он улыбнулся, увидев ночную рубашку и косу.
— Пора вставать, соня. Переоденешься потом. Только накинь пальто и обуйся.
Она накинула норковую шубку, которую Аксель подарила ей несколько лет назад, и, засмеявшись, надела на босу ногу туфли на высоких каблуках и поднялась вслед за ним на палубу в своем нелепом наряде.
— Если бы кто-нибудь из моих клиенток увидел меня сейчас, они бы больше никогда не доверились моему мнению.
— И слава богу. Может быть, тогда Аксель уволила бы тебя и я бы смог спасти тебя от этой ужасной судьбы. — Корабль приближался. Впереди вырастала статуя Свободы. — Красиво, не правда ли?
— Да.
Зоя радостно кивнула. Она отдала дань прошлому и теперь снова смотрела в будущее. Все здесь казалось ей новым и оживленным, и, глядя вокруг, она снова почувствовала вкус к жизни. Он повернулся и обнял ее, крепко прижимая к себе, а затем Зоя поспешила вниз, чтобы переодеться и уложить чемоданы. Она увидела его снова только у трапа. Он предложил подвезти их, но им пришлось отказаться, так как их уже ждала машина Аксель. Они вместе спустились по трапу, он помог донести их вещи, и тут Зоя вдруг вскрикнула и устремилась вперед. Николай, такой красивый и юный, встречал ее на причале, пробираясь сквозь толпу. Она побежала ему навстречу, стала звать и наконец заключила сына в свои объятия. Он пришел один, проводив Сашу в школу, и сразу было видно, как она его любит. Саймон с завистью смотрел на них, а затем подошел к Зое, пожал ей руку и улыбнулся мальчику. Ему бы хотелось иметь именно такого сына, особенно когда он увидел, как тот похож на Зою.
— Здравствуй, я Саймон Хирш, — представился он, когда мальчик взглянул на него. — А ты, вероятно, Николай. — Ники смущенно улыбнулся, а потом засмеялся.
— Откуда вы знаете?
— Твоя мама все время говорила о тебе.
— Я тоже всем рассказываю о ней. — Он вновь обнял мать, и Зоя сказала ему, что он вырос. Ему было почти пятнадцать лет, и он уже был такого роста, как Клейтон. — Ты хорошо провела время? — спросил он, когда они ждали багаж.