Зоя

— Она ведь так слаба здоровьем… — попытался он вступиться за жену. — От этого и случается иногда…

— Ну, ничего, ничего. — Она поднялась, жестом приказывая ему не тратить так много слов: все, мол, и так ясно. — Завтра ты навестишь нас, Зоя? Или ты опять собираешься в Царское? Как-нибудь на днях возьми меня с собой: Алике приглашала меня.

— Но, мама, только не сейчас — ведь там больны дети… И потом, в такую погоду… это будет вам трудно…

В санях…

— Что за глупости! — рассмеялась она. — У меня была корь — правда, лет эдак сто назад. А погода меня вообще никогда не пугает. Я отлично себя чувствую и надеюсь проскрипеть еще десяток-другой. На большее я не рассчитываю, но за десять лет ручаюсь.

— Вот и отлично, — улыбнулся Константин. — Позвольте, я провожу вас.

— Прекрасно дойду сама, — отмахнулась она, пока Зоя набрасывала ей на плечи шубу. — Пройти через сад мне пока еще по силам. Я это делаю несколько раз на дню.

— В таком случае не лишайте меня удовольствия проделать этот путь вместе с вами, — с шутливой церемонностью сказал Константин.

Графиня улыбнулась ему как маленькому — да, для нее он навсегда остался таким — и сказала:

— Ну хорошо, пойдем. Покойной ночи, Зоя.

— Покойной ночи, бабушка! Спасибо вам за Саву!

Они поцеловались. Зоя побежала наверх, в свою комнату, оклеенную розовато-лиловыми обоями, а графиня, опираясь на руку сына, вышла в холодный, темный сад.

Зоя зевнула и улыбнулась, вспомнив о подарке Мари. Какой чудесный был день! Она мягко закрыла за собой дверь. Через день-два она непременно отправится в Царское Село. А пока надо придумать, что бы такое привезти Маше в подарок.

Глава 3

Через два дня, когда Зоя собралась ехать в Царское Село, пришло письмо от доктора Федорова, личного врача наследника. Он сообщал неприятные новости: великая княжна Мария тоже заразилась корью. Зоя страшно огорчилась: это означало, что она не увидится с подругой в течение нескольких недель — в зависимости от того, как будет чувствовать себя Маша. Корь часто дает осложнения: у Анастасии заболели уши, а у наследника доктор подозревал воспаление легких.

— Боже мой! — воскликнула мать, услышав обо всем этом. — А ведь ты с ними общалась! А я строго-настрого запретила тебе бывать в Царском! Теперь ты заразишься! Как ты смела?! Как ты могла не подумать обо мне!

При мысли о том, что Зоя могла занести в дом инфекцию, с нею едва не сделалась истерика. По счастью, вовремя вмешавшийся Константин тотчас послал горничную наверх за нюхательной солью, а сам принялся успокаивать жену. Флакон в форме огромной эмалевой клубничины, украшенной бриллиантами, всегда лежал у графини на ночном столике.

Доктор Федоров приехал весьма вовремя: он осмотрел графиню, а Зоя тем временем написала записочку Маше. Она желала ей поскорее поправиться, чтобы они могли увидеться, а подписалась и за себя, и за Саву, которая прошлой ночью оскандалилась — прямо на обюссоновский коврик. Но бабушка, лишь повторив свои угрозы сварить из нее суп, если она не изменит своего поведения, только тем и ограничилась.

«Люблю тебя и целую. Скорее поправляйся, и я сейчас же приеду к тебе». Зоя послала ей две книжки, которыми сама зачитывалась неделю назад, а в постскриптуме приписала, чтобы Маша не смела больше жулить в теннисе, как было прошлым летом в Ливадии, когда они играли в паре против двух великих княжон. Это была их любимая игра, и Мария неизменно выходила победительницей. «…Я приеду, как только твоя мама и доктор мне позволят. Целую тебя, твоя Зоя».

Днем она снова виделась с Николаем, и это немного отвлекло ее от грустных мыслей о подруге, из-за которых она целый день не хотела даже выходить из своей комнаты. Взаперти сидела и Наталья, совершенно убитая известием о болезни Мари и страхом за дочь.

— Что-то ты зачастил к нам, братец, — сказала Зоя. — Опять разговор с отцом. Что-нибудь случилось?

— Какие дурацкие мысли приходят тебе в голову.

Ничего не случилось, — ответил Николай, хотя был поражен догадливостью девочки. Она инстинктивно поняла, что он в сильной тревоге и именно это послужило причиной его приезда. Он хотел обсудить с отцом последние события.

Накануне, на заседании Думы, Александр Керенский произнес чудовищную речь, в которой подстрекал к цареубийству. Николай понял, что французский посол был во многом прав. Должно быть, положение в стране было хуже, а многочисленные лишения ожесточили народ сильней, чем казалось ему и людям его круга. Британский посол, сэр Джордж Бьюкенен, отправляясь на десять дней в Финляндию, тоже нарисовал весьма безрадостную картину. Вот почему Николай хотел знать, что думает обо всем этом отец.