Зоя

— Я хочу домой, — хрипло пробормотала она, прижимая к груди собачку. Сава выросла за это время, прибавила в весе, и Зоя с трудом несла ее по перрону.

— Мы и едем домой, дитя мое. Сейчас Федор подгонит такси.

Но Зоя расплакалась совершенно по-детски: юная женщина исчезла, на Евгению Петровну глядел сквозь слезы больной измученный ребенок:

— Я хочу в Царское!..

— Потерпи, Зоенька, потерпи еще немного, скоро мы будем дома, — уговаривала ее бабушка.

Федор уже отчаянно махал им рукой, и Евгения Петровна мягко втолкнула Зою на сиденье таксомотора, а сама села возле. Федор с вещами поместился рядом с водителем — таким же пожилым и потрепанным, как и его автомобиль. Все молодые и здоровые были на фронте. Но куда же ехать? Они никого не известили о своем приезде и не забронировали номер по телеграфу.

— Alors?.. Onyva, mesdames? — улыбнулся шофер и, с удивлением заметив, что Зоя плачет, спросил:

— Elle est malade?^[1].

Евгения Петровна поспешила заверить его, что ее внучка совершенно здорова, но страшно утомлена, как и она сама.

— Откуда вы, мадам? — любезно поинтересовался шофер, пока Евгения Петровна лихорадочно вспоминала название отеля, в котором останавливалась когда-то с мужем… Немудрено: ей было восемьдесят два года, и она была измучена дорогой. А Зою нужно было срочно уложить в постель и вызвать к ней доктора.

— Скажите, не знаете ли вы какой-нибудь отель — небольшой, чистый и не слишком дорогой? — не отвечая на вопрос, спросила она.

Пока шофер раздумывал, она с опаской придвинула поближе свою сумку, где лежал последний и самый ценный подарок императрицы — пасхальное яйцо, сделанное по ее заказу Карлом Фаберже три года назад.

Это было подлинное произведение искусства — розовая эмаль, отделанная бриллиантами. Евгения Петровна знала, что это ее последний ресурс: когда все кончится, придется жить на деньги, вырученные от продажи этого творения Фаберже.

— В какой части города, мадам?

— В приличном квартале, разумеется. — Потом можно будет перебраться в гостиницу получше, а сегодня ночью им нужны только крыша над головой и три кровати. Пока обойдемся без роскошеств, думала Евгения Петровна.

— Неподалеку от Елисейских Полей есть недурной отель, мадам. Ночной портье — мой родственник.

— Там не очень дорого? — резко спросила Евгения Петровна.

В ответ водитель неопределенно пожал плечами.

Его пассажиры были не слишком хорошо одеты, старуха — так и вовсе как крестьянка, и денег у них, по всей видимости, негусто. Однако она хорошо говорила по-французски. И девочка, наверно, тоже. Она плакала всю дорогу, плакала и кашляла. Будем надеяться, у нее не чахотка…

— Не очень.

— Хорошо. Везите нас туда, — властно приказала Евгения Петровна.

«Сразу видно — дама старого закала», — подумал водитель.

Отель, стоявший на улице Марбеф, в самом деле был невелик, но выглядел прилично, и в вестибюле было чисто. Комнат было всего десяток, но портье заверил, что два свободных номера найдутся. Евгению Петровну неприятно поразило, что ванной комнаты в номере не было — приходилось пользоваться общим туалетом на первом этаже, но даже и это в конечном счете не имело значения. Были кровати, было свежее постельное белье. Она раздела Зою, спрятала сумку под матрас. Федор внес в номер остальные вещи. Он согласился взять Саву к себе. Уложив Зою, графиня спустилась к портье и попросила послать за доктором.

— Вам нездоровится, мадам? — спросил он: Евгения Петровна была очень бледна и едва держалась на ногах.

— Больна моя внучка. — Она не стала говорить, чем именно, но доктор, появившийся часа через два, подтвердил диагноз: корь.

— И в тяжелой форме, мадам. Где, по-вашему, она могла заразиться?

Ответ «во дворце императора всероссийского, от его дочерей» прозвучал бы нелепо, и потому графиня ответила так:

— Мы приехали издалека и долго были в дороге. — Взглянув в ее печальные и мудрые глаза, доктор понял, что эти женщины прошли через многие испытания, но он и представить себе не мог, что пришлось им вынести за последние три недели, как мало осталось им от их былой жизни и как страшит их грядущее. — Мы из России, — продолжала она. — В Париж добирались через Финляндию, Швецию и Данию.

Доктор с изумлением посмотрел на нее и вдруг понял, кто перед ним. В последнее время в Париж по такому же маршруту уже попадали люди из России, бежавшие от революции. Ясно было, что с каждым месяцем их будет все больше — тех, кто сумеет вырваться.

---

1 Ну-с… поехали, сударыни? Она больна? (фр.)