Версальская история

— Но… почему? — выдавила она с трудом. — Ведь я даже не просила тебя жениться на мне. Это вообще не обязательно — мы прекрасно проживем и так. Что же касается моего богатства, то говорить мне о нем — это… С твоей стороны это просто нечестно!

Эти слова заставили Купа улыбнуться, но улыбка у него вышла печальная и усталая, и впервые Алекс заметила, как он немолод.

— Нет, Алекс, — мягко возразил Куп, и в его глазах заблестели слезы. — Ты должна выйти замуж и нарожать детей. Из тебя выйдет превосходная мать… и домашний доктор в одном лице. Что касается меня, то… Я уже понял — Шарлей намерена идти до конца. Она устроит грандиозный скандал, она вытряхнет грязное белье на всеобщее обозрение, и я ничего не могу с этим поделать. Мне хотелось бы уберечь тебя от этого, и я вижу только один способ… Пойми, Алекс, я не могу использовать тебя в своих целях. Я не могу позволить тебе решать мои финансовые проблемы. Как я уже сказал, если я женюсь на тебе, мне будет очень трудно разобраться, почему я это сделал. И если быть откровенным до конца, то девять шансов из десяти будет за то, что я сделал это ради денег. Если бы не острая необходимость срочно рассчитаться со всеми долгами, я бы, наверное, даже не задумался о браке и продолжал жить, как жил.

Куп еще никогда не говорил с Алекс настолько откровенно, но он знал — она заслуживает того, чтобы знать о нем правду. Всю правду.

— Значит, ты меня не любишь? — Голос Алекс дрожал, как у маленькой девочки, которую приемные родители только что вернули обратно в приют. Куп отверг ее — совсем как ее собственные отец и мать. Как Картер. Никаких надежд на то, что он просто неудачно шутит, у Алекс уже не оставалось — слишком серьезным было его лицо.

— Честно говоря — я не знаю. Мне кажется, я даже не знаю толком, что такое настоящая любовь. Я уверен только в одном: настоящей любви между мужчиной в моем возрасте и женщиной в твоем не может… не должно быть. Это как минимум не правильно, так как не соответствует естественному порядку вещей. Грубо говоря, молодые женщины должны рожать здоровых и крепких детей, а старые мужчины… Они годны только для удобрения почвы. Так устроена жизнь, Алекс, и если я все-таки женюсь на тебе — безразлично, по любви или только ради собственной выгоды, — это ничего не изменит. В итоге мы все равно придем к краху; этого не избежать, хотя сначала нам и будет казаться, что мы обманули всех: окружающих, природу, себя… Пойми меня правильно, Алекс: быть может, впервые в жизни мне представился шанс поступить достойно. Мне предстоит переступить через себя, через свои желания и привычки, и Я обязан это сделать. Я должен поступить так, как мне кажется правильным — правильным для нас обоих. А самое правильное в данном случае — это отпустить тебя на все четыре стороны и постараться самому исправить собственные ошибки.

Чтобы сказать все это, Купу пришлось совершить неимоверное усилие. Несколько раз голос его прерывался, но он находил в себе мужество продолжить. На Алекс он старался не смотреть. У нее был такой несчастный вид, что Куп боялся — он не выдержит, крепко обнимет ее и пообещает исполнить все, что бы она ни захотела. Только сейчас Куп понял, как сильно он ее любит — любит настолько, что готов пожертвовать собой и даже причинить ей боль, но не искорежить, не сломать ей жизнь. А именно этим все кончилось бы, если бы он поддался жалости и остался с ней.

— Мне кажется, сейчас тебе лучше уехать, — грустно закончил он. — Я знаю, как тебе, должно быть, больно, но поверь мне — это единственный правильный выход для нас обоих.

Алекс ничего не ответила. Медленно, словно во сне, она поднялась из-за стола и, больше не сдерживая слез, стала убирать посуду, оставшуюся после завтрака. Потом она поднялась в спальню, чтобы собрать вещи. Когда Алекс снова спустилась вниз, Куп сидел в библиотеке, и вид у него был ужасный. Ему действительно было очень плохо, но он знал — они с Алекс должны расстаться.

— Страшная вещь — совесть, правда? — проговорил он, увидев Алекс, которая на секунду остановилась в дверях.

Раньше Куп не знал, что такое угрызения совести — их разбудили в нем Алекс и Тайрин, и он никак не мог разобраться, благословение это или проклятье. Единственное, что ему было очевидно, это то, что теперь он вряд ли сумеет избавиться от внутреннего голоса, который настойчиво нашептывал ему, как надо поступить в том или ином случае.

— Я все равно люблю тебя. Куп, — проговорила Алекс.