123  

Чтобы отвлечься, укрепить волю, он просил, чтобы ему вложили в передачу «Историю Союза возмездия», но, естественно, книгу не пропустили. Журналов, которые позволяли приобретать, типа «Наука детям», «Устные рассказы» или «Новое», было не так уж много, да и то в неделю разрешался только один, независимо от того, был ли он государственным или частным изданием, в ящике, где хранилась тюремная библиотека, не было ни одной книги, способной зажечь пламя в груди. Поэтому, когда разрешили передать сочинение доктора Тэцудзиро Иноуэ[66] «Философия Ван Янмина[67] в Японии», о котором он давно просил отца, радости Исао не было предела. Он хотел прочитать там о Тюсае Оосио.

Тюсай (настоящим его именем было Хэйхатиро[68]) Оосио в 13-м году Бунсэй,[69] в возрасте 37 лет оставил службу в полиции и весь отдался изучению и распространению в Японии идей китайского философа Ван Янмина о «выверении всего сущего сердцем», «единстве знания и действия». Он был известен как ученый, но еще и хорошо владел копьем; во время трехлетнего голода, охватившего всю страну в 4-й — 7-й годы Тэмпо,[70] никто — ни государственные деятели, ни богатые купцы не собирались спасать народ, они еще смотрели на действия Оосио, продавшего свои книги, чтобы помочь людям, как на стремление к дешевой популярности, ему выговаривал даже приемный сын Какуносукэ, в конце концов 19 февраля 8-го года Тэмпо[71] Оосио взялся за оружие, несколько сотен его единомышленников подожгли дома и склады богатых торговцев и стали разбрасывать деньги и зерно народу, тогда выгорело больше четверти Осаки, но поражение было неизбежно, и Оосио, обложившись взрывчаткой, подорвал себя. Ему было сорок четыре года.

Хэйхатиро Оосио собственной жизнью воплотил идею единства знания и действия Ван Янмина: «Знание есть действие, но не наоборот», однако Исао больше этих философских теорий интересовало, как Оосио понимал жизнь и смерть.

Доктор Иноуэ писал: «Концепция жизни и смерти у Тюсая лежала в русле буддийского учения о нирване».

«Великой пустотой» Тюсай называл не пассивное состояние, исключавшее работу души, а то, что очищенное от сознания личной выгоды испускало свет интуитивного знания. Тюсай объяснял, что когда мы, достигнув состояния «великой пустоты», уйдем в великую пустоту вечности, мы попадем туда, где нет ни жизни, ни смерти.

Еще Иноуэ часто цитировал сочинение самого Оосио: «Бывает так, что, когда душа уже ушла в „великую пустоту”, телесная смерть не разрушает человека. А потому не стоит бояться смерти тела, нужно бояться смерти души. Если знать, что душа бессмертна, то нам в этом мире бояться нечего. Правда придает решимости. Эта решимость непоколебима. Ее следует назвать знанием судьбы».

В этих цитатах одно положение буквально пронзило сердце Исао: «Не стоит бояться смерти тела, нужно бояться смерти души». Он прочитал слова, которые словно ударили по нему, сегодняшнему, железным молотом.


Двадцатого мая было вынесено постановление предварительного следствия, которое гласило: «Настоящее дело подлежит судебному разбирательству в Токийском суде». Надежды Хонды на прекращение дела на уровне предварительного следствия не оправдались.

Первое заседание суда должно было состояться в конце июня. За несколько дней до суда пришла передача от Макико — свиданий по-прежнему не разрешали. Исао бесконечно тронул находившийся в передаче цветок с праздника лилий в Наре.

Проделавшая долгое путешествие, прошедшая через руки тюремщиков лилия печально поникла. Но по свежести и очарованию ее невозможно было даже сравнить с той, какую он собирался спрятать на груди в день их выступления. Присланный цветок будто хранил следы утренней росы, что лежит на пространстве перед алтарем.

Макико, чтобы послать цветок Исао, наверное, пришлось специально ехать в Нару. А потом отбирать из нескольких привезенных с собой лилий самую белую, самую стройную.

Подумать только, в прошлом году в это же время Исао был свободен и полон сил, смывал горячий пот победы в турнире кэндо под струями водопада на Храмовой горе, с чистым сердцем ревностно предавался служению — собирал в огромном количестве лилии для подношения богам и тащил по дороге повозку с цветами в Нару, так что от усилий промокла повязка на лбу.

Деревня Сакураи лежала в лучах летнего солнца, и свежая зелень гор была под стать его молодости.


  123  
×
×