57  

И все-таки жену барона переполняла энергия. Она не могла считать себя членом «вымирающего класса». До ужаса циничный соглашатель — муж, которого, после того как он попал в черный список у «правых», потом стали считать врагом и «правые», и «левые», и они воображали себя белыми людьми, вынужденными жить в какой-то варварской стране. Им было здесь любопытно, и в то же время они хотели вернуться «домой», в Лондон. Госпожа Синкава любила время от времени повторять: «Как я устала от этой Японии». Ее приятельница, которая путешествовала по Индии, рассказала как-то, что ребенок в знакомой ей индийской семье умер от укуса ядовитой змеи, спрятавшейся на дне ящика с игрушками, — она укусила его, когда он сунул туда руку.

— Вот такова и Япония, — сказала на это супруга барона. — Протяни сюда в шутку руку, так на дне окажется змея, которая своим ядом убьет невинного, чистого человека.

Стоял ясный вечер, едва слышно звучали голоса цикад, в небе, опрокинувшемся над головой, прогремели дальние раскаты грома. Маркиз Мацугаэ сидел в плетеном кресле, жена покрыла его колени пледом, и полыхающая красным шотландская клетка расцветила на газоне тень сумерек.

— Правительству в ближайшие месяц-два придется признать Маньчжурию, — сказал один из гостей — министр. Потом повернулся к маркизу:

— Вы ведь встречались на днях с сыном графа Момосимы, это он сказал об этом.

Маркиз только промычал что-то в ответ. «Этот тип гостям говорит о Маньчжурии, а мне о том, что это рассказал его зять. Экий умник!» После смерти Киёаки супруги Мацугаэ всячески избегали участвовать в разговорах о женитьбе чужих сыновей, но в последнее время раны понемногу затянулись, и они стали принимать участие в разговорах, темой которых была деятельность управления двора.

Тропинка меж деревьями в роще спускалась к горной речушке, в той же стороне темнела вечерняя Асамаяма. Было непонятно, где это грохочет гром. Гости наслаждались сумерками, потихоньку скрадывающими лица и движения рук, дальние, тревожные раскаты грома наполняли душу бодрящей свежестью.

— Ну, все собрались, теперь время явиться господину Курахаре, — сказал барон Синкава жене, все засмеялись.

У Бусукэ Курахары была привычка всегда приезжать последним. Однако это весьма умеренное опоздание значило многое.

Он не следил за собой, но это не выглядело нарочито, официальные разговоры вел всегда чрезвычайно любезным тоном, и ничем не походил на тех финансистов, которые появлялись на карикатурах «левых». Он непременно садился на свою собственную шляпу, вторая пуговица пиджака была застегнута на третью петлю, галстук, как правило, оказывался поверх воротника, а за хлебом он всегда тянулся к тарелке справа.

Бусукэ Курахара летом проводил уик-энды в Кураидзаве или в Атами в местечке Идзусан. В Идзусане он владел довольно большим садом мандариновых деревьев и очень гордился теплым блеском и сладостью созревавших там плодов; ему, с радостью раздаривавшему свои мандарины не только знакомым, но и нескольким бесплатным больницам и детским приютам, было трудно понять, почему это некоторые люди им недовольны.

Вообще-то почти невозможно было представить себе человека, в котором бы соединились столь жизнерадостный облик и поведение со столь пессимистическими взглядами на общество. Гостям, собравшимся на даче Синкавы, было приятно пощекотать себе нервы, слушая, как из уст этого человека, стоящего на вершине финансового капитала Японии, звучат рассказы о печальном, гибельном, тревожном будущем страны.

Больше, чем смерть премьер-министра Инукаи, Курахару тревожила отставка министра финансов Такахаси. Конечно, премьер-министр Сайто советовался с ним по поводу формирования кабинета и всячески подчеркивал, что без помощи Курахары не может работать, но Курахара нюхом чуял в новом премьере что-то подозрительное.

Такахаси был для него в кабинете Инукаи «своим», тем, кто решительно проводил политику отмены запрета экспорта золота, кто втайне разделял мысли классических буллионистов, считавших национальным богатством только драгоценные металлы, кто саботировал новую политику и, в конце концов, будто специально для Синкавы, играл роль консерватора.

Самого же Синкаву больше волновало, как бы не отстать от лондонской моды, поэтому ход его действий определили подробности лондонской «Тайме» по поводу временной отмены Англией в сентябре прошлого года системы золотого стандарта.

  57  
×
×