Последний романтик

– Гляди, сын, вот тут ручка сломалась, а я приварил сверху металлическую нашлепку – и теперь всё работает!

– Молодец.

– А тебе на Черепашьем острове она не пригодится?

– Знаешь что, пап… Ей нашлось бы применение. Мотор я бы вытащил и использовал для чего-нибудь другого, а остальное разобрал на запчасти. Или пользовался бы ей так, или отдал кому-нибудь из соседей… Было бы здорово. С радостью ее заберу. У меня вещи не пропадают, ты же знаешь.

Через минуту счастливые отец и сын грузили газонокосилку в кузов грузовика.

Знали бы вы, какой ужин ждал меня в Гастонии в тот день! Двое Юстасов весь вечер перешучивались. Казалось, они больше никого вокруг не замечали. Никогда не видела мистера Конвея в таком бодром настроении, да и Юстас был на высоте. Готова поклясться, они ломали комедию передо мной, пытаясь показать, какие они шутники! У них сияли глаза. И у меня разрывалось сердце, когда я видела, как отчаянно им хочется заслужить одобрение друг друга. Уж лучше бы они подрались. Они тянулись друг к другу так же, как верная собачка бежит к хозяину.

Они наперебой вспоминали любимые семейные байки. Юстас уговорил отца рассказать, как однажды тот сильно порезал ногу и так взбесился из-за того, что в приемной больницы его игнорировали медсестры, что лег на пол перед их стойкой и отказался двинуться с места, пока его не проводят к врачу. Потом Юстас стал вспоминать свои приключения на Аппалачской тропе, а мистер Конвей весь обратился в слух; улыбку на его лице вызвал тот случай, когда Юстаса до такой степени измучила жажда, что он бросился пить из вонючей лужи, в которой лежал гниющий труп енота и «плавали синие куски гнилого мяса». Мистер Конвей ахнул, словно живо представил эту сцену.

– Ну кто еще способен на такое! – воскликнул он.

После ужина Юстас с отцом пошли во двор осматривать куст остролиста, который нужно было пересадить. Стоял теплый южный вечер, и солнце висело так низко над перистыми облаками, что воздух подернулся золотистой дымкой. Отец и сын стояли во дворе, сунув руки в карманы, и обсуждали судьбу остролиста. Вдруг раздалось птичье пение – длинная, мелодичная трель. Старший и младший Юстасы, как актеры по указке режиссера, одновременно посмотрели вверх.

– Кто это был? – спросил Юстас. – Пересмешник? Мистер Конвей покачал головой:

– Не знаю… Птица снова запела.

– Ну ничего себе, – проговорил Юстас, застыв на месте.

– Никогда не слышал, чтобы пересмешник выводил такие трели, – тихим, задушевным тоном произнес мистер Конвей. – Наверное, это дрозд.

Благозвучная, долгая трель повторилась.

– Дрозды так не поют, – возразил Юстас.

– Должен признаться, я с тобой согласен. Похоже на флейту, да? И не пересмешник… В один момент я готов был поклясться, что это дрозд, но у дроздов не бывает такой… гармонии.

– Я слышал таких птиц только в тропическом лесу, – заметил Юстас.

– Почти как музыка, – сказал его отец.

Они молча стояли рядом, запрокинув голову и глядя сквозь кружево густой листвы разросшихся кизилов и магнолий. Птица пела как по нотам, гамму за гаммой, точно оперная певица сопрано распевалась перед концертом. Что за птица, обитающая в Северной Каролине, выводит такие превосходные трели? Оба размышляли. В это время года, в такой час – кто бы это мог быть? На лице одного и второго мужчины застыло одно и то же выражение сосредоточенного размышления. Они слушали птицу и обменивались репликами.

– Ты ее видишь? – спросил мистер Конвей.

– Знаешь, пап, кажется, она за углом дома, – прошептал Юстас.

– Точно! Кажется, ты прав.

– Давай я пойду и попробую ее разглядеть, понять, что за птица.

– Да! Иди!

Юстас крадучись завернул за угол дома, где птица продолжала свои трели. Мистер Конвей наблюдал за сыном с довольным, счастливым видом. На лице его отражались гордость и интерес. Это было чудесное мгновение.

И тут я спросила:

– Мистер Конвей, как думаете, он ее увидит?

Довольное выражение тут же стерлось с его лица, сменившись более жестким и знакомым – раздражением. Метаморфоза длилась всего секунду, но это было равносильно тому, как уродливые металлические жалюзи опустились перед красивой витриной. Мера безопасности, которая его совсем не красила. Он, видимо, забыл, что я тоже стояла рядом. Может, я подслушивала? Или видела всю сцену? А теперь прошу его высказать отцовское одобрение?