77  

– Он утверждает, что не знал, что она забеременела, – сказал Джек Ланс-Хейни, и все почтальоны дружно расхохотались. Они в это явно не поверили.

– Я тогда не знал, что она залетела, – терпеливо повторил Тейт. – Узнал только много лет спустя.

– Господи, – покачала головой Роуз. – Я и сама-то не сразу поняла.

– Этот ребеночек одарил тебя чудесной фигуркой, – заметил Тейт.

По автобусу прокатился дружный одобрительный гомон.

У дома воспитанной девочки Роуз открыла дверь автобуса жирному старику. Она его не узнала, и ему пришлось представиться. Старик оказался первым мужем сестры Роуз.

– Коуч! Ах ты негодник!

Он работал механиком, ремонтировал лифты. На ночных свиданиях с Роуз он учил ее подтасовывать карты и целоваться с открытыми глазами.

– Помереть можно на этих ступеньках, – проговорил побагровевший от натуги толстяк.

Одноногий ветеран ухмыльнулся:

– Чья бы корова мычала, Коуч.

Около дома девчушки с пластырями в автобус Роуз сели три бармена из разных штатов, в которых она когда-то влюблялась, а у дома мальчика, вечно что-то бубнившего себе под нос, подобрала патрульного полисмена, с которым в юности провела ночь в Оклахома-сити. Следом за ним в автобус вошли ловец креветок и водитель пожарной машины. Полисмена они пропустили вперед, поскольку решили, что так положено по чину.

– Мэм, – поприветствовал Роуз патрульный полисмен и широко улыбнулся, после чего обозвал Тейта Палинкуса тухлым яйцом, дурным семенем, подонком, разбойником и мешком навоза за то, что он обрюхатил Роуз в ту пору, когда она была совсем ребенком и не могла отличить отвратительного сукина сына от вазы с фруктами.

В начале дорожки у дома капризной девочки Роуз поджидал судья из аризонского окружного суда. Он уселся на переднее сиденье рядом с Джеком Ланс-Хейни. И заявил Роуз, что она до сих пор роскошно выглядит и поэтому он готов пускать ее к себе под судейскую мантию хоть каждый день.

Роуз возразила:

– Ваша честь, теперь мы с вами старые.

Судья сказал:

– Ты все та же красотка, Роуз.

У дома мальчика, похожего на Орсона Уэллса, стоял Хэнк Спеллмен и пинал камни носком ботинка. Стоило ему войти в автобус, как все остальные хором воскликнули:

– Хэнк!

Казалось, все они и вправду рады его видеть. Хэнк когда-то продавал и устанавливал в домах печи, и у него всегда было много хороших приятелей. Бывало, он танцевал с Роуз у нее в подвале, похлопывая ее по бедрам или скользя ладонями по всему ее телу. Порой он сжимал ее ягодицы и шептал ей на ухо:

– Если когда-нибудь я пропаду без вести и ты примешься искать меня, вот тут меня ищи – на этой попке.

На том месте, где обычно ждала автобус девочка в парусиновой жилетке, стоял высокий старик в темной шляпе. Когда-то он был дантистом, к которому ходила Роуз. У него был бассейн в доме и горничная, которая всю ночь молча, безропотно приносила дантисту и Роуз полотенца и коктейли. В автобус дантист забрался с помощью тросточки, а стекла его очков были толстыми, как ломти хлеба. Он сказал Роуз, что она необычайно хороша собой и что фигурка у нее до сих пор просто чудо.

Роуз ответила:

– Спасибо тебе большое. Мне повезло, что я так выгляжу. Мои родственницы стареют по-разному. Большинство из них к старости выглядят так, словно они выкурили слишком много сигарет, а другие – так, словно слопали слишком много пончиков.

– А ты выглядишь так, словно перецеловала слишком много парней, – заметил механик.

– Ты могла бы стать первой леди, – повторил Лейн, а Тейт задумчиво изрек:

– Ты была моей первой леди.

Возле живой изгороди у дома хнычущего мальчика стояли четверо мексиканцев, бывших автобусных кондукторов. Состарившись, они стали похожи друг на друга, как близнецы. Все были в аккуратно отглаженных белых костюмах, седые, со снежно-белыми усами.

– La Rubia, – по очереди поприветствовали они Роуз. По-английски они говорили не лучше, чем прежде, но безрукий ветеран воевал с фашистами в Испании и довольно неплохо переводил.

Столько пассажиров в автобусе у Роуз еще не бывало никогда. Автобус был не слишком большой. Он был предназначен для детсадовских детишек, а если точнее – для одной утренней детсадовской группы. Конечно, автобусная компания дала Роуз отличный маршрут, но еще ни разу ее поездки не были такими напряженными. Обычно она заканчивала работу к полудню. Но все-таки ей было под семьдесят, и хотя она не была дряхлой, выжившей из ума старушкой, она все же уставала. Поэтому ей и дали только тринадцать детей, живших не слишком далеко от ее дома. Со своей работой Роуз справлялась хорошо, просто отлично. Все так считали. Она была осторожным и вежливым водителем, одним из самых лучших.

  77  
×
×