Стивен с утра мучается похмельем, ирландский «Халл» его доконал. Это как провести вечерок на траулере в бурном море – со всеми вытекающими последствиями. Я немного успокоилась за последнее время, но двоюродная бабушка Одасия не идет из головы: что она имела в виду? Ох, дневник, я в растерянности.
Венетта опять привела в свою комнату незнакомого молодого человека. Не понимаю, почему она не может устроиться на работу, как другие девушки, – например, в банк.
На обед, ради экономии времени, приготовила одно из моих фирменных блюд «два в одном» – кофейно-спамовый пирог с заварным кремом или мясным соусом на выбор. Разумеется, Стивен съел две порции, хотя поначалу упорно притворялся, что уже сыт. Даже заперся в ванной и отказывался выходить. Он такой забавный!
Получила письмо из агентства «Усыновление из Африки». Очень огорчительные новости. Они отказываются взять обоих близнецов – только кого-нибудь одного. Похоже, придется оставить их дома: мне невыносима мысль, что детей могут разлучить. Порою мне кажется, что я чересчур чувствительна – себе же во вред.
Заглянула к миссис Уинтон на кофе. Она подозревает, что в ее доме завелось привидение. По ночам она постоянно слышит тоненькие завывания, словно ребенок плачет. Удивительно, но со мной происходит то же самое. И я никак не могу понять, откуда исходит этот звук.
Честное слово, Стивен иногда приводит меня в отчаяние. Только что он пытался надуть меня, накидав подушек на свою сторону кровати, чтобы я думала, будто он спит, а не в пабе развлекается. Зря он не накрыл подушки одеялом.
Кот научился открывать холодильник. Теперь для него придется подыскивать другое место.
Сегодня похоронили двоюродную бабушку Одасию. Приятно, что все получилось не слишком официально, чему поспособствовали хризантемы вместо роз и розовый лимузин «хаммер» – другого автомобиля у приятеля Стивена, Барри, в свободном доступе не оказалось. И прекрасно Лимузин мы делили с предсвадебным девичником, и гроб отлично поместился под каблуками девушек. Надо сказать, без этих девчонок церемония лишилась бы изрядной доли joie de vivre, особенно когда во время погребения они затянули «Я все переживу».
Преподобный Тимберлейк провел красивую и простую службу – без лишних подробностей: кому нужны имя покойной и факты ее биографии. Затем паства (состоявшая в основном из сотоварищей Одасии, постояльцев дома для престарелых, которым сказали, что их везут на экскурсию в Маргейт) отправилась к нам домой на поминки, где я, прежде чем разлить чай, прочла скорбящим самолично сочиненное стихотворение.
Наверное, это была плохая идея – поручить Стивену готовить пунш, пока все остальные были в церкви, но в целом, если не считать капризных требований Стивена подать ему шезлонг и его же громкого храпа, все прошло удачно. Однако, когда я уже ничего не ждала от сегодняшнего вечера, в дверь позвонили. К моему изумлению, на пороге стоял американский доктор из дома для престарелых – мы едва не касались друг друга. Промокшая рубашка плотно облегала его крепкую, мускулистую фигуру.
– Привет, – поздоровался он, отряхиваясь. По его точеным скулам струилась вода, капая на пол с мощной квадратной челюсти. – Могу я войти, на улице дождь.
– Дождь?… А я и не заметила.
Я провела гостя в ванную, дала ему полотенце и одну из наиболее приличных футболок Стивена.
– Доктор Хаусманн, – представился он, выйдя из ванной и протягивая мне свою крупную ладонь. – Доктор Лори Хаусманн.
Как же он разительно отличался от Стивена – шикарный, образованный, трезвый… Я пожала его руку и почувствовала, как между нами проскочила искра.