Законный брак

А ведь есть еще отдельный кошмар – наблюдать, как человек, которого ты когда-то любила и оберегала, становится твоим агрессивным противником. В самый разгар бракоразводного процесса я как-то спросила свою адвокатессу, как она вообще выносит эту работу – как можно каждый день наблюдать пары, которые когда-то были влюблены, а теперь рвут друг друга на куски в зале суда? А она ответила: «У этой работы есть одна награда, и она в том, что я знаю кое-что, чего еще не знаешь ты. Да, это худшее, что может случиться в твоей жизни, но настанет день, когда всё останется позади и всё с тобой будет в порядке. Это так здорово – помогать человеку пережить самый трудный момент в его жизни».

Она была права в одном (рано или поздно всё с нами будет в порядке), но в другом, увы, ошибалась (тот день, когда все останется позади, не наступит никогда). В этом отношении мы, разведенные, точь-в-точь как Япония в двадцатом веке: есть довоенная культура и послевоенная, а между ними – гигантский дымящийся котлован.

Я готова на что угодно, чтобы избежать нового апокалипсиса. Однако допускаю, что всегда есть возможность нового развода – и именно по той причине, что люблю Фелипе, а основанные на любви союзы, как ни странно, очень шаткие. Но не подумайте, что я считаю, будто любовь бессильна. Нет, я всё еще верю в любовь. Но может быть, в этом и проблема. Может, развод – это и есть та пошлина, которую платит наша культура за то, что мы осмелились верить в любовь, – или осмелились привязать к любви такое важное общественное явление, как брак? Может, не любовь и брак неразделимы, как лошадь и повозка, – а любовь и развод… как повозка и лошадь?

Вот, кажется, мы и подошли к общественной проблеме, которая действительно нуждается в рассмотрении, – нуждается куда больше, чем вопрос, кому можно жениться, а кому нет. С антропологической точки зрения реальная проблема современных отношений такова: если вы правда хотите жить в обществе, где люди выбирают себе партнеров, основываясь на личных симпатиях, надо быть готовым к неизбежному. Будут разбитые сердца; будут разрушенные жизни. Именно потому, что человеческое сердце так загадочно («парадоксальная ткань», по красивейшему описанию викторианского ученого сэра Генри Финка), любовь превращает все наши планы и намерения в одну большую рулетку. И возможно, единственная разница между первым браком и вторым в том, что на этот раз вы хотя бы понимаете, что результат непредсказуем.

Помню, несколько лет назад, в трудный период жизни, на вечеринке в издательстве в Нью-Йорке я разговорилась с одной молодой женщиной. Девушка, которую я прежде встречала уже дважды на разных мероприятиях, из вежливости спросила, где мой муж. Я призналась, что он не сопровождает меня сегодня, потому что мы разводимся. Моя собеседница произнесла пару не очень искренних слов сочувствия и ответила: «А вот я замужем уже восемь лет и абсолютно счастлива. И никогда не разведусь», – и вгрызлась в сырную тарелку.

Ну как ответить на такое заявление? «Поздравляю с достижением, которого вы еще не достигли?» Теперь я понимаю, что та девушка была еще совершенно невинна в восприятии брака. В отличие от среднестатистического венецианского подростка шестнадцатого века, ей повезло и мужа ей не навязали. Но по этой самой причине – именно потому, что она выбрала себе супруга по любви, – ее брак был гораздо более рискованным мероприятием, чем она себе представляла.

Клятвы, что мы приносим в день свадьбы, – благородная попытка закрыть глаза на этот риск, искренне убедить себя в том, что, если нас свел Господь, ни одному человеку не под силу разрубить эти узы. Но, к сожалению, не Господь Всемогущий приносит эти обеты, а человек (не всемогущий), – а человек может нарушить клятву в любой момент. Даже если учесть, что моя подруга с вечеринки была совершенно убеждена, что сама не бросит мужа никогда, ситуация не находилась стопроцентно в ее власти: кроме нее в супружеской постели спал еще один человек. Даже самые верные влюбленные не застрахованы от того, что их покинут против их воли. Мне знакома эта простая истина, потому что я сама бросала людей, которые не хотели, чтобы я уходила, а те, кого я умоляла остаться, бросали меня. Понимая всё это, я вступаю во второй брак с куда меньшим гонором, чем в первый. Как и Фелипе. Скромные ожидания вряд ли защитят нас от чего бы то ни было, но по крайней мере на этот раз мы будем скромнее.

Есть знаменитая фраза, что второй брак – победа надежды над опытом, но я не уверена, что это так. Мне кажется, именно первый брак питается надеждой, тонет в ожиданиях и вере в лучшее, которая так легко дается. Второй брак полон чего-то другого: благоговения перед силами, обладающими большей властью, чем мы. Благоговения на грани трепета.