Vremena goda

Во взгляде Мангуста снова что-то мелькает. (Не то чтобы я в тот миг это заметила. А заметила бы – не придала бы значения.)

Эпизод второй.

Тот же день, только не утром, а вечером.

Мы засиделись в лаборатории допоздна.

– Я заварил вам чаю. Крепкого, как вы любите.

Мангуст, моя прислуга за всё, ставит передо мной чашку. Я рассеянно благодарю.

– Что это за чай? Привкус какой-то.

– Вам не нравится? Это с вербеной.

– А-а. Нет, ничего. Что вы тут такое написали? Ну и почерк!

Эпизод третий. Следующее утро.

Я в ванной. Чищу зубы. Они у меня свои собственные, идеально здоровые. Что ж удивляться? Каждый день после чистки я трачу две-три минуты на гемоциркуляцию полости рта и особенно десен. То же самое делаю и сейчас.

Странно. Десны кровоточат, причем довольно обильно. Но все мои мысли заняты предстоящей работой. Просто полощу рот и сплевываю. Думаю, что пару дней не буду гонять кровь в это место. Пусть десны отдохнут.

Эпизод четвертый. Час спустя.

Я уже позавтракала, сижу в лаборатории у компьютера, просматриваю вчерашние записи. Стук. Входит Мангуст.

– Сегодня вторник, – говорит он. – Рукавчик закатите.

Дважды в неделю, по вторникам и пятницам, он вкалывает мне витаминный раствор для повышения порога утомляемости. Я давно к этому привыкла. Витамины никому никогда не вредили, и я действительно здорово устаю.

– Только побыстрее, пожалуйста. Морщусь от укола.

– Спасибо. Можете идти.

– Хорошо, мадам.

(Что это за нотка в его голосе? Волнение, торжество? Неважно. Мангуст прыгнул. Мелкие острые зубы уже впились в мое горло.)

Смотрю с изумлением на свои пальцы. Они дрожат, чуть не прыгают. Это еще что за новости? Пульсирующая головная боль. Не хватает воздуха. Перед глазами какая-то странная рябь. И холодно, очень холодно. Прямо колотит в ознобе.

«Все симптомы острого гипертонического криза, – говорю я себе. – Но с какой стати? Нужно вернуть Мангуста. Пусть срочно…» Голова кружится всё быстрее и быстрее. Я тяну руку к телефону и не могу нащупать трубку. Стул вдруг тоже начинает подо мной вращаться, сбрасывает меня на пол. Но падаю я не на линолеум, а в какой-то черный омут. И медленно, медленно опускаюсь на дно.

Эпизод пятый, последний.

Так же медленно, постепенно выплываю обратно сквозь тяжелую и темную толщу воды. Мало-помалу она становится светлее. Вот поверхность уже близка. Мелькают блики, тени, доносятся смутные голоса.

– …То что вы говорите крайне печально, дорогой коллега. Но с вашими выводами, увы, нельзя не согласиться, – слышу я знакомый баритон.

А, это доктор Паскье, главный врач городской клиники.

– Я тоже с вами согласен. Безусловно, это кома. Никаких сомнений.

Второй голос мне тоже смутно знаком. Профессор Ланьон, невропатолог из университетского госпиталя, вот это кто. Третий участник консилиума – Мангуст.

– Картина совершенно ясна. Резкое повышение артериального давления вызвало разрыв аневризмы. Я предупреждал мадам Канжизэ, что это опасно. Мы буквально два дня назад вместе обсуждали данные ангиографии. Но, вы знаете, мадам так упряма. И вот результат. Кома. Ужасно!

«Я не в коме! Я вас слышу!» – хочу крикнуть я, но не могу пошевелить ни единым мускулом. Голосовые связки мне не подчиняются.

– Смотрите! – восклицает доктор Паскье. – Она открыла глаза.

Надо мной склоняются три головы. Огромный палец открывает и закрывает мне веко.

– Видите? Глазное яблоко не двигается. Движение век вызвано непроизвольным сокращением мускулов. Вы ведь знаете, что даже при полном параличе, в стопроцентно коматозном состоянии веки часто сохраняют подвижность.

– Конечно, коллега, – поддерживает Мангуста профессор. – У меня было множество подобных случаев.

«Они ошибаются! Я в сознании!»

Головы исчезают из моего поля зрения. Для Ланьона и Паскье мнение Мангуста авторитетно. Он – парижская штучка, специалист совсем иного уровня, и к тому же мой личный врач.

– Какой удар для нашего города! – вздыхает Паскье.

– Это удар для всей науки. Мадам занималась исследованиями, значение которых трудно переоценить, – скорбно подхватывает Мангуст.

Я лежу, слушаю эти надгробные речи и начинаю закипать от ярости.

Ау! Черт бы вас подрал, коллеги! Я не в коме! Это псевдокома! Сделайте энцефалограмму, идиоты!

– Вы намерены ее перевезти к нам? Или отправите в Париж? – спрашивает профессор. – Знаете, у нас превосходный уход за коматозниками.