Джонни-ангел

— Хочешь что-нибудь съесть? — предложил сыну Джим, которого несколько смущало серьезное выражение лица сына.

Казалось, Бобби пытается что-то решить для себя.

— Ты завтракал? — снова спросил Джим, и Бобби утвердительно кивнул, а его отец не сдержал вздоха. — Нелегко с тобой разговаривать, братец, — сказал Джим, думая о том, что впервые за много лет он не мучается с похмелья. Целых два дня он не брал в рот ни капли спиртного и чувствовал себя очень хорошо, хотя, откровенно говоря, ситуация была для него непривычная.

— Почему ты не отвечаешь по-человечески? Мог бы хотя бы попытаться, — добавил он, снова поворачиваясь к сыну. — Мне кажется — ты просто не хочешь разговаривать. То есть не хочешь по-настоящему, — поправился Джим, почувствовав, что его последняя фраза прозвучала грубовато. — А вот если бы ты захотел, то смог бы разговаривать не хуже, чем я или мама.

Сейчас ему действительно захотелось поговорить с сыном, но Бобби продолжал молчать, и только его взгляд сделался еще более серьезным и сосредоточенным.

— Нет, ты даже не стараешься! — разочарованно вздохнул Джим, и Джонни, выйдя из своей задумчивости, повернулся к брату и ободряюще потрепал его по плечу. «Не огорчайся, все будет в порядке, — словно хотел он сказать. — И не надо бояться папу. Просто всему свое время, и разговорам — тоже».

Так и не добившись от Бобби ни слова, Джим поднялся и, сокрушенно качая головой, вышел из кухни. В глазах у него стояли слезы, он чувствовал себя кругом виноватым и совершенно беспомощным.

Бобби еще некоторое время сидел за столом один, потом тихо поднялся наверх и заглянул в комнату Джонни. Старший брат был уже там. Увидев мальчугана, он махнул ему рукой, приглашая сесть рядом с собой на кровать. Они сидели плечом к плечу и рассматривали завоеванные Джонни кубки и школьные фотографии. Бобби потянулся, чтобы взять альбом с фотографиями, и нечаянно уронил один из кубков. Кубок со стуком покатился по полу. Буквально через минуту в коридоре послышались торопливые шаги, и дверь в комнату распахнулась.

— Что ты тут забыл? — сурово спросил Джим, обводя глазами комнату. — Здесь тебе нечего делать. Ступай к себе сейчас же!

При виде отца Бобби застыл словно парализованный, и только глаза его наполнились слезами. К счастью, Джонни, наклонившись к брату, шепнул, что тоже пойдет с ним, и они сыграют в скрэббл. В последнее время эта игра в составление слов очень понравилась мальчику, к тому же Джонни заставлял его произносить собранные слова вслух. Ему было очень жалко братишку, на его взгляд, отец был слишком строг с Бобби, но он понимал, в чем дело. Его комната стала для отца чем-то вроде храма, и он не хотел, чтобы домашние трогали что-то из вещей Джонни.

Низко опустив голову, Бобби вышел в коридор и побрел к себе, а Джим прошел в комнату и, подняв с пола упавший кубок и поставив его на место, плотно прикрыл за собой дверь. В комнате Джонни было чисто, пыль вытерта, все вещи находились на своих местах, как было при его жизни. Так, по крайней мере, показалось Джиму. Он заглядывал сюда реже, чем Элис, которая прибиралась в комнате каждую неделю. Откуда было ему знать, что Джонни вернулся и что в последние месяцы он проводит в своей комнате много времени, перебирая фотографии, листая свои детские дневники и перечитывая смешные и трогательные письма, которыми они с Бекки обменивались в младших классах. Все это по-прежнему лежало на своих местах в ящиках письменного стола, и сейчас Джим выдвинул один из них. Сразу же ему на глаза попалась большая цветная фотография, на которой Джонни и Бекки были запечатлены вместе. Не выпуская фотографию из рук, Джим опустился на кровать и долго сидел, не вытирая слез, катившихся по его лицу. Потом оторвал взгляд от снимка и окинул взглядом комнату. Со дня трагической гибели Джонни прошло больше пяти месяцев, а здесь все было так, как прежде: на спинке стула висел спортивный джемпер Джонни, который он в последний раз надевал за день до смерти, а на столе лежали черновики его выпускной речи. Да, все здесь осталось как прежде, только Джонни больше не было.

Наконец Джим поднялся, положил фотографию на место, задвинул ящик стола и вышел.

Элис, которая направлялась к Шарлотте, ничего не сказала мужу, хотя, конечно, сразу поняла, где он был. Молча пройдя мимо него, Элис заглянула в комнату дочери и позвала ее завтракать.

— Отлично, ма! Я ужасно проголодалась! — воскликнула Шарли, обнимая мать.