Пожилые записки

Первое же поручение, будь оно исполнено, связало бы его с компанией олигархов наиболее прочными из пут: общностью в пролитии крови. Пятерым, в том числе Сократу, было оказано доверие: поручено им было доставить в Афины врага тиранов Леонта Саламинского. Участие Сократа было неслучайным, и философ понимал его глубокую значимость для своей последующей жизни. Неповиновение гарантировало верную и незамедлительную смерть.

А здесь ты ошибся в своей догадке, многоопытный современный читатель. Нет, я не стану вспоминать систему гнусных коллективных голосований, хотя Пахан про пользу круговой поруки на совместно пролитой крови знал и понимал досконально. Нет, я другое хочу вспомнить, потому что не только во все века, но и на всех уровнях общества похоже сплачивалось единство. Я это близко наблюдал в Загорской следственной тюрьме. Трое каких-то отпетых ребят избили до полусмерти – он уже и не стонал – мне не знакомого сокамерника, я только-только в эту камеру тогда попал и не понимал еще ничего. А после эти трое всех подряд, кто в камере сидел, стали заставлять поочередно подойти и пнуть ногой это распростертое тело. Чтоб коллективным было избиение, тогда и срока никому не добавят, как мне тихо объяснил сосед. Я вовсе был зеленым новичком, я первую тогда неделю сидел. И хоть вскипело всё во мне, но я не поручусь, что отказался бы, мне повезло, что подоспели надзиратели.

И пятеро отправились в дорогу. Их даже мысленно никто не осуждал. Что они могли поделать против всесильных олигархов и огромной своры преданных подручных? Не они, так другие сделали бы это, глупо отдавать зазря свои цветущие жизни.

И пятеро послушно вышли в путь. Но только четверо отправились за жертвой, а Сократ спокойно и как бы естественно свернул с дороги и пошел домой. Знал отлично, что его за это ждет, но улыбнулось счастье: тирания пала. К тому времени уже почти никто, пожалуй, не помнил о военных доблестях Сократа, ибо сам он не заботился об этом. А вот гордое и независимое поведение последнего времени было замечено вполне, и философ мог теперь стремительно выдвинуться на волне восстановления демократии, ибо сограждане помнили, как он только что рисковал жизнью, будто и не ценя ее вовсе.

Но оказалось, что он очень любит жизнь и хочет приносить Афинам пользу, а поэтому – именно поэтому – категорически отказывается от общественных постов и назначений. Полагая, что разумней и порядочней оставаться частным человеком, не завися от кипения страстей на политическом ристалище. Ибо именно в этом качестве ему удобней обличать бесчестие, несправедливость и корысть – не зря уже на самом исходе жизни он сравнит себя с оводом.

И вообще он удивлялся, часто вслух об этом говоря, с какой легкостью афиняне берутся за бразды правления государством. Более того, даже стремятся ухватить эти бразды, наивно полагая, что их желания, энергии и незамысловатого житейского опыта (плюс умение приносить жертвы богам) – достаточно, чтобы влиять на человеческие судьбы. Хотя во всех других областях существования – предпочитают знатоков своего дела. Сократ беседовал с одним из видных политиков, ожидая набраться мудрости. И не замедлил обнародовать свое полное разочарование: «Этого-то человека я мудрее, потому что мы с ним, пожалуй, оба ничего хорошего и дельного не знаем, но он, не зная, воображает, будто что-то знает, а я если не знаю, то и не воображаю».

Нехороший он, Сократ, нехороший, всем подряд говорит прямо в глаза всё, что он о них думает, или своими наивными вопросами ловит на скудости души, поспешливой жадности, моральной неопрятности и умственной темноте. Нехороший. А какой некрасивый!

Приплюснутый широкий нос, вывернутые ноздри, немигающие глаза навыкате с прямым неподвижным взглядом, огромный живот. Прямо еврей какой-то, а не благородный древний грек. (В те благословенные античные времена был уже вовсю известен, цвел и не скрывался антисемитизм, так что вполне могло сравнение такое прийти в голову согражданам Сократа.)

И в семье у него явно не всё в порядке. Вон как честит его крутая и сварливая жена Ксантиппа, упрекая, что дома бедность и запустение, что трое детей, а муж повсюду шляется и праздно болтает, отмахиваясь от жены, как от докучливой осенней мухи. Лучше бы навел порядок в своем доме этот мудрец, завел какой-нибудь достаток, а потом пускался поучать других.

О, как мне жалко бедную Ксантиппу! Как понятны мне ее печали: ведь она хотела мирной и уютной древнегреческой семейной жизни, для того и выходила замуж, а достался ей – Сократ. Он, кроме всего прочего, чуть ли не каждый день после удачной беседы, а точнее – не желая ее прервать, звал к себе в дом случайных собеседников и давних приятелей, встреченных по пути. Мне кажется, отсюда и легенда о Ксантиппе, как-то выплеснувшей ему суп в лицо: она просто хотела показать, как его мало, этого оставшегося супа. Навсегда остаться в памяти потомков символом крикливой и скандальной бабы – незаслуженно жестокая участь для этой подлинно несчастной женщины. Но ничего уже не переменишь. Вряд ли замужем за Сократом вела бы себя намного лучше даже белокрылая ангел ица.