НеВозможно

– Этого не может быть. Это какая-то ошибка, – сказала Саша, как будто могла силой своего слова или воли повернуть все вспять. – Это неправда! – выкрикнула она ожесточенно. Каждую клеточку ее тела словно пронзило током. Она хватала ртом воздух.

– Это правда, – жалобно проговорила дочь. – Мне позвонила миссис Дженкинс. Его увезли в госпиталь, но он уже был мертв. Мамочка… Приезжай домой.

– Да, – сказала Саша, выпрямилась, в сомнении оглядела комнату, словно надеясь, что кто-то сейчас вырастет перед нею и скажет, что все это неправда. Но никто не появился. Она была в кабинете одна. – Ты сейчас где?

– На работе.

– Поезжай домой. Нет, не домой. Поезжай в галерею. Не надо тебе сейчас быть одной. Расскажи там, что стряслось, они поймут. – Татьяна только плакала в ответ. Саша помнила, что в девять часов есть рейс на Нью-Йорк, тогда она будет в Америке в десять по местному. К одиннадцати будет в городе. Она знала, ее верная помощница отвезет Татьяну к своим родителям. – Вот что, Тати, оставайся на месте. Я попрошу Марси за тобой заехать. – Марси работала у Саши со дня открытия галереи. Это была добросердечная женщина сорока с небольшим лет, она никогда не была замужем и не имела детей, а потому Сашиных отпрысков любила как родных. Потом, будто вспомнив что-то в разгар вселенской катастрофы, Саша добавила: – Тати, я тебя люблю. Я прилечу первым же рейсом. – Саша положила трубку. Ее била дрожь. В каком-то секундном помешательстве она набрала номер мужниного мобильного телефона. Ответила его секретарша миссис Дженкинс. Она как раз собиралась звонить Саше, но Татьяна ее опередила. Саша еще надеялась, что к телефону подойдет Артур. Услышав голос секретарши, она поняла: это конец.

– Мне так жаль, миссис Бордман… Так жаль… Все это так внезапно… Он меня даже не позвал. Я с ним за пять минут до того говорила. А потом захожу – бумаги подписать, – а он лежит головой на столе. Уже мертвый. Пробовали реанимировать, но все без толку. – Она не стала травмировать Сашу рассказом о тщетных усилиях реаниматологов, жуткая сцена до сих пор стояла у нее перед глазами. Она тоже плакала. – Я сделаю все, что от меня будет зависеть. Надо кому-нибудь позвонить? В клинику? В похоронное бюро? Какой ужас…

– Я прилечу и сама все сделаю, – сказала Саша. Или это сделает Марси. Она не хотела, чтобы посторонние люди занимались похоронами ее мужа. И сама ими заниматься тоже не хотела. А сейчас надо позвонить сыну.

Саша сообщила о случившемся своей французской секретарше Эжени, попросила забронировать ей место в самолете и собрать вещи. Та была потрясена. Даже не поверила сначала, но, увидев, какое у Саши лицо, поняла, что это правда. Саша была белая, как полотно, и вела себя как человек в состоянии глубокого шока. Она принялась набирать номер Ксавье, но руки у нее дрожали и не слушались ее.

После этого Эжени вышла, чтобы через минуту вернуться с чашкой чая, а потом отправилась заниматься авиабилетом. Саша к этому моменту уже в слезах сообщала сыну новость, которая повергла его в не меньший шок. Он предложил прилететь в Париж и вместе лететь дальше в Америку. Но был риск разминуться, если его рейс вдруг по какой-то причине задержится. Она велела сыну лететь прямым рейсом в Нью-Йорк, чем скорее, тем лучше. Отцу этим, конечно, уже не поможешь, но ей и Татьяне будет легче с ним рядом. Ксавье согласился с матерью и, потрясенный, положил трубку.

Эжени упаковала вещи и отменила все планы на последующие дни. Поездка в Брюссель была отложена. У Саши в одночасье рухнула вся жизнь. В голове у нее был сумбур, да она и не пыталась сейчас ни о чем думать. Секретарша и управляющий галереи довезли ее до аэропорта и, хлопоча над ней, как заботливые родители, посадили в самолет. Когда она вошла в салон, они потихоньку объяснили старшей стюардессе, что у нее стряслось. Оба тревожились, как Саша выдержит перелет. Бернар предлагал лететь вместе с ней, но Саша мужественно отказалась и сразу об этом пожалела, едва лайнер оторвался от земли. Ее охватила такая паника, что она стала опасаться, как бы у нее самой не случился сердечный приступ. Видя, как Саша побледнела и покрылась испариной, стюардессы посовещались и укутали ее пледом, а пассажира с соседнего кресла попросили пересесть. Старший бортпроводник какое-то время посидел рядом с ней. На вопрос о транквилизаторах Саша ответила, что не только не возит их с собой, но и вообще никогда не пьет. Но раньше она и мужа не лишалась в один миг. Когда умер отец, все было по-другому, она страдала, но совсем не так. Ведь Симону было восемьдесят девять, и он много раз предупреждал ее, что когда-то это произойдет, так что внутренне она была к этому готова. До какой-то степени. Теперь было совсем другое дело. Артур. Только вчера он сказал ей, как сильно ее любит. Только вчера она оставила его спящим в их доме, и все казалось таким незыблемым. И вот теперь его нет. Это было невозможно осмыслить. Это происходило не с ними. Но Саша понимала, что это уже случилось. Такое чувство полной потерянности и испуга она испытала лишь однажды, когда в возрасте девяти лет лишилась матери. Сейчас она снова чувствовала себя маленькой девочкой. Сиротой. Всю дорогу до Нью-Йорка она проплакала. Ее встречала Марси – ей позвонил из Парижа Бернар и сообщил номер рейса. Едва Саша прошла таможню, как увидела ее лицо. Татьяну та оставила у себя дома с кем-то из подруг.