104  

Что заставляет читателя не читать книгу, а искать, к чему бы придраться? Недоверие к новому автору? Или действительно читателю с высоким уровнем знаний небезразлично, какой из вариантов перевода с тюркского я выбрала для построения сюжета?

Можно, конечно, подойти к вопросу не политкорректно – и процитировать Самуила Маршака:

  • И ведь верно, с той минуты
  • Стал ходить дурак надутый.
  • То и дело он, дурак,
  • Говорит другим: – Не так!
  • И не так селедок ловят,
  • И не так борщи готовят,
  • И не так мосты мостят,
  • И не так детей растят!
  • Видят люди, слышат люди,
  • Как дурак дела их судит,
  • И подумывают так:
  • «Что за умница дурак!»

Но это, безусловно, слишком резкий подход. Охотно согласимся, что дураки – это мы, а критики – мудрецы. И начнем анализ ситуации.

2. КРУГИ ДОСТОВЕРНОСТИ

Что такое достоверность художественного произведения?

Очень многие полагают, что это соответствие материала книги справочнику. Увы, в данном случае они путают достоверность реалий жизни и достоверность ХУДОЖЕСТВЕННОГО ОБРАЗА. Это принципиально разные достоверности. Иначе получается сравнение теплого с мягким.

Раньше мы полагали (об изменениях позиции – чуть позже) что достоверность – это область пересечения двух кругов: круга знаний автора и круга знаний читателя. Чем шире область пересечения, тем выше достоверность. Впрочем, пересечение может быть крохотным, но достоверность появится, если читатель изначально доверяет автору – или вообще ставит себе иные цели при чтении.

При этом возможны варианты. Писатель может знать много, а читатель – мало. Писатель может знать мало, а читатель – много. Оба могут знать много и оба могут вообще ничего не знать. Достоверность от этого не зависит! Она зависит от пересечения областей, а не от количества знаний. Достоверность – это «верю – не верю», а вера не есть знание.

После выхода в свет повести «Отель «У погибшего альпиниста» братьев Стругацких замучили претензией, что не бывает пистолета «люгер» с оптическим прицелом. В конце концов Аркадий Натанович, человек остроумный, честно ответил: «Мой люгер, что хочу, то и делаю. » Так вот, на этом история не заканчивается. Мы этим летом побывали в Варшаве. Там после ремонта вновь открылся чудесный музей Войска Польского. И в зале Второй Мировой войны мы обнаружили пистолет «люгер» с удлиненным стволом и креплениями для оптического прицела! Малая, специально выпущенная партия. Вполне возможно, что Аркадий Натанович знал о таком пистолете. Но это неважно. Задумайтесь: он ведь правильно ответил «знатокам»! Было бы стыдно, вступи писатель в объяснения. Тогда бы он автоматически стал в позу виноватого: «меня обвиняют – я оправдываюсь».

Была историяс конными арбалетчиками у Перумова. Все, кому не лень, сообщили миру, что это ляп. Потом выяснилось, что конные арбалетчики существовали в реальности. Более того, одна наша знакомая (прекрасная наездница и неплохой стрелок) провела эксперимент, успешно отстрелявшись с лошади из арбалета. Была история с палашом у Пехова – знатоки утверждали, что «ленивым ударом» палаша нельзя расколоть человеку череп. Доказывали долго, упорно, с выкладками и ссылками на источники. Сказать по правде, мы палашей перевидали всяких – кавалерийских, артиллеристских, пехотных, офицерских. И в руках подержали.

Можно расколоть, поверьте на слово!

Похожий случай был лично с нами,в Питере, в первой половине 90-х. Редактор согласовывал правки в повести «Страх» и докопался до эпизода, когда человеку разваливают голову ударом матросского тесака. «Не может быть! Меч – еще ладно…» Наш приятель Игорь Солунский, неплохо разбирающийся в холодном оружии, немедленно заявил: «Дайте, дайте мне тесак! Я продемонстрирую… Нет тесака?» И тут он увидел большущий кухонный нож. «Ладно, сойдет!»

Редактор мигом перестал настаивать на правке.

С тем же редактором был еще один казус. В романе «Восставшие из рая» упоминался флигель при избе. «Не бывает у избы флигелей! Я архитектор, я знаю!» – заявил редактор. Мы засомневались. Вместе полезли в справочник – благо был под рукой – открываем, читаем: изба может иметь до 16-и (!) строений, включая флигеля (во множественном числе!).

Если угодно, вот пример не из фантастики. Один просвещенный читатель, прочитав роман Улицкой «Казус Кукоцкого», был крайне возмущен. В романе герой сложными путями во время Великой Отечественной войны достает где-то несколько ампул пенициллина, чтобы спасти в военном госпитале свою умирающую жену. Не может быть! Пенициллин в то время (это чистая правда) был только у американцев! – и это испортило читателю все впечатление от романа. Дамы и господа, Улицкая разбирается в медицине и знает, что во время Отечественной войны при помощи американского пенициллина были спасены кое-кто из наших генералов-адмиралов (и не был спасен Ватутин, если версия о запрете Сталина на использование импортного пенициллина для Ватутина верна). Но Улицкая переработала реалии войны так, как ей понадобилось – ведь книга-то художественная!

  104  
×
×