5  

И все равно: смена имен ничего не давала. За знакомыми названиями здесь все равно стояла чужая реальность. То, что мы сегодня называем Россией, тысячу лет назад было чем-то совсем иным. Переименованная земля так и осталась чужой. Дикие племена, норовящие воткнуть в спину костяное копье. Леса, болота и зеленые от сырости избы.

Мы, наконец, доехали до места. Я расплатился с водителем, вылез из машины и огляделся. Снаружи было душно и скучно.

Песнь вторая

1

У пожилого профессора был нос цвета вечернего моря и маленькие бегающие глаза. Этими глазами он рассматривал стоящую перед ним рюмку и параллельно развлекал меня историей из богатого археологического опыта:

– Несколько лет назад у нас в лагере произошел пожар. Загорелась бытовка, где мы хранили находки. Полыхало так, что было видно даже в соседних селах. Примчались пожарные, а вслед за ними и милиция. Офицеры стали осматривать место происшествия и разинули рты. Вся трава вокруг пожарища была усеяна обугленными человеческими костями. Причем на большинстве черепов были видны проломы и рубленые раны. То есть налицо не просто следы преступления, а что-то такое, за что можно и генеральские погоны получить.

Аспирант профессора слышал эту историю раз сто. Но все равно послушно захихикал. Да и я тоже улыбнулся из вежливости. Вокруг гудели комары.

– Мне стоило… э-э-э… больших трудов объяснить милиционерам, что это не преступление, а останки людей, погибших почти восемьсот лет назад, во время татаро-монгольского набега.

На раскопки к профессору я приехал записать последнее интервью. Все было уже ясно, картина сложилась. То, что я искал, было найдено, и тайна перестала быть тайной. На интервью можно было бы плюнуть и не записывать. Но я все равно купил билет из Петербурга до Ярославля, ночь провел в поезде, а день в автобусах и такси и все ради того, чтобы сидеть теперь и слушать старые несмешные байки.

Профессор жил в арендованном у местных деревянном домишке. Аспирант с женой тоже. Остальные участники экспедиции жили прямо в палатках. Вечерами все пили: руководство водку, рабочие – купленный в деревне самогон. Нарезаться удавалось неслабо. Профессор рассказывал, что за день до моего приезда кто-то из землекопов влез в палатку к поварихе и, размахивая ножом, требовал от насмерть перепуганной тетки телесных утех.

– В советские времена копать я привозил студентов. Они, конечно, тоже не сахар, но все-таки не такие упыри, как эти рабочие. Да и бытовые условия у нас тогда были куда приличнее. В те годы мы жили прямо в церкви.

Он подбородком указывал в сторону небольшой, выстроенной у самой реки церквушки. В наступившей темноте ее было почти не разглядеть. Тишина стояла такая, что было слышно, как догорает моя сигарета.

– Прямо в церкви?

– А чего такого? Других помещений тут все равно нет. Вон то окошечко видите? Там у меня был кабинет. Потом храм передали епархии и в эту глушь даже назначили попа. Только от такой жизни он всего за пару лет спился да умер. Перед этим все ходил к нам в лагерь, высматривал, что именно мы находим. Один раз мы выкопали из земли кости коровы. Так он, пока никто не видит, пришел и отпел ее. Уверял, что раз кости такие здоровенные, то никакая это не корова, а древние защитники земли Русской.

Аспирант с женой снова засмеялись. Аспирант был тощий, а его жена – кокетливая. От нечего делать я рассматривал ее лицо. Тонкие губы. Жирно накрашенные глаза. Дурацкая прическа. Зачем я вообще сюда приехал?

2

Полгода назад я был в Александрии (Египет) и там умудрился заблудиться в катакомбах Ком-эль-Шукафа. Более глупой истории трудно представить: дело в том, что александрийские катакомбы совсем крошечные.

Открыты катакомбы были случайно: как-то на этом месте под землю провалился осел с тяжелой поклажей. Владелец осла заглянул на дно провала и принялся икать от испуга. Там виднелось кладбище двух-с-чем-то-тысячелетней древности. Рельефы с собакоголовыми древнеегипетскими божествами. Старинные гробы с разбитыми крышками. На место тут же подъехали специалисты из службы охраны древностей. Вскоре дырка в земле превратилась в популярный туристический аттракцион. Перед кассами катакомб всегда очередь.

Я тоже купил билет. По винтовой лестнице долго спускался вниз, рассматривал рельефы и пальцами трогал оскалившуюся пасть каменного Анубиса. В зале для пиров в честь усопших выкурил сигарету. Дело было уже к вечеру. Сколько именно времени я бродил по катакомбам, не знаю, но только сверху мне вдруг послышался лязг запираемой на ночь двери. Оглядевшись по сторонам, я обнаружил, что остальные туристы давно ушли, в катакомбах, кроме меня, никого нет. По сторонам расходились одинаковые тесные коридорчики. Какой из них ведет к выходу, я не знал. Клаустрофобия вонзила мне в затылок отточенные зубы.

  5  
×
×