Отныне и вовек

В последнее время я не поддерживала с ним связь. Не навещала его.

Джессика сразу же пожалела о своих словах.

— О-о?

— Я была занята. — Она отвернулась.

— Проблемы?

Кровопийца. Она снова встретилась с ним глазами.

— А вам разве не все равно? — Она не позволит ему отвести взгляд.

— Может быть, и нет. Возможно… Извините. Знаете, на протяжении всего процесса мне было вас жаль. Вы, похоже, во всем ему верили. И оказались не правы. Теперь вы сами знаете, не так ли?

Джессику тошнило от его голоса.

— Нет. Я не заблуждалась.

— Присяжные подтвердили вину вашего мужа. — Он выглядел таким самодовольным, таким уверенным в «системе».

Уверенным во всем, включая вину Яна.

Она хотела ударить его. Тяга была почти непреодолимой.

Она крепко вцепилась в пакет из коричневой бумаги, который он ей передал, сжав кулаки.

— Вы.., вы теперь свободны, миссис Кларк?

— Означает ли сие, что вы, инспектор, интересуетесь тем, развелась ли я?

Он кивнул и вытащил пачку сигарет из кармана пиджака.

— А почему вас это интересует?

— Любопытно. — Озабочен.

— Поэтому вы приехали? Из любопытства? Проверить, рассталась ли я с мужем? Это доставит вам удовольствие? — Она вспылила. — А почему вы не привезли это в магазин? — Она протянула пакет с брюками Яна.

— Я так и сделал. Вчера. Но мне сказали, что вы там больше не работаете. Верно?

Она кивнула:

— Не работаю. И что?

Джессика снова посмотрела ему прямо в глаза, и неожиданно год гнетущего страха исчез без следа. Инспектор мог попытаться сделать все, что ему вздумается, а она убила бы его. С удовольствием. Сущим облегчением было противостоять ему. Она посмотрела на него еще раз, и шесть месяцев боли перетекли в его глаза. Хоугтон увидел во всей неприкрытой наготе израненную душу женщины. Он глубоко затянулся сигаретой и отвернулся.

— Когда вы уезжаете? У вас есть время на ленч?

Господи. Ну разве не смешно, если не считать того, что это по-прежнему вызывало у нее желание заплакать. Не глядя на него, она медленно покачала головой и осторожно подняла голову. Слезы, стоявшие у нее в глазах, побежали по щекам. Все закончилось. Последние капли гнева, ужаса, страха и боли медленно катились по ее щекам: суд и присяжные, вердикт, арест и инспектор Хоугтон — все смешалось в безмолвных слезах на ее лице. Хоугтон не мог вынести такого зрелища. Это было гораздо хуже пощечины. Он пожалел, что приехал. Очень пожалел.

Джессика тяжело вздохнула, но никак не реагировала на слезы. Они нужны были ей, чтобы смыть всю грязь.

— Я покидаю этот город, чтобы избавиться от кошмара, инспектор Хоугтон. Зачем же, интересно, нам вместе идти на ленч? Чтобы поговорить о прошлом? Вспомнить о суде? Поговорить о моем муже?..

Рыдание прервало ее монолог, и она прислонилась к стене с закрытыми глазами, все еще сжимая бумажный пакет в руке. На нее вновь все обрушилось. Он вернул ей прошлое в коричневом бумажном пакете. Джессика приложила руку ко лбу, крепко зажмурила глаза и, осторожно вдохнув, снова их открыла. Инспектор исчез. Она слышала, как в этот самый момент захлопнулась дверь его машины, и спустя мгновение зеленый седан отъехал от ее дома. Она медленно закрыла входную дверь и села в гостиной.

Брюки, которые Джессика вытащила из пакета, имели большие дыры, аккуратно вырезанные в промежности — там, где полицейская лаборатория исследовала материал на наличие спермы. Когда она посмотрела на них, то вспомнила, как первый раз увидела Яна в тюрьме, в белых пижамных брюках. Те, что она держала в руках, были прощальным подарком.

Теперь Джессика поняла, почему уезжает из города. И была рада. Пока она останется здесь, все останется с ней. В том или ином виде. Она всегда будет спрашивать себя, не появится ли Хоугтон вновь. Когда-нибудь. Где-нибудь. Как-нибудь. А сейчас он исчез. Навсегда. Так же, как и ее кошмар. И суд. Все.

Даже Ян. Она должна была оставить все. Ей не по силам отделить хорошее от плохого. Неожиданно для себя самой Джессика уже не сердилась на Яна или инспектора Хоугтона. Она вытерла лицо, посмотрела по сторонам и, увидев комнату, поняла кое-что. Это больше не принадлежало ей. Ни брюки, ни проблемы, ни инспектор, даже неприятные воспоминания. Они не составляли ее собственность. Все это было для нее кучей мусора. Она уезжала. Она уехала.

Все осталось в прошлом. Его бумаги в кабинете и ее корешки от чеков, разложенные по ящичкам в подвале. Она оставляла их навечно. С собой она брала самые красивые моменты, нежные воспоминания из далекого прошлого: портрет Яна, который написала, когда они только что поженились — она не могла оставить его новым жильцам, — любимые книги, обласканные сокровища. Только хорошее. Джессика решила, что у нее хватит места только для этого. К черту инспектора Хоугтона, Она была почти рада, что он пришел. Теперь она знала, что обрела свободу.