Отныне и вовек

— И ты меня. — Ян нагнулся и нежно поцеловал ее в губы, а потом вложил что-то легкое ей в руку. — Вот. Нашел в темноте. — Это была молочио-белая раковина.

— Дорогой, какая красивая.

— Я люблю тебя, — прошептал он, а потом с ласковой улыбкой привлек ее к себе и начал осыпать поцелуями.

Последующие две недели пролетели как один миг. Работа в магазине, обеды дома, бурные споры о том, кто должен поливать цветы, страстные примирения и занятия любовью, выходы в свет. То их мучила бессонница, то они спали чуть ли не до полудня, забывали поесть и чревоугодничали, швырялись деньгами и боялись счетов. Приобрели роскошный бумажник от Гуччи для Яна и замшевую юбку из дорогого магазина для Джесси, когда она могла купить ее гораздо дешевле у себя; безделушки, хлам и всякая всячина — и все это стоило денег, которые они швыряли, как будто час расплаты никогда не придет. Верх безумия. Это было лишено всякого смысла. Неделями Джесси чувствовала себя так, словно она, как мячик, отскакивала от стен, потеряв надежду прекратить метаться, Яну же казалось, что он тонет.

Точка была поставлена накануне суда. Джесси предупредила Зину и Катсуко, что уходит на неделю в отпуск. Она рано ушла из бутика и долго гуляла, прежде чем вернулась домой к Яну. Он ел в кресле и любовался видом из окна. Впервые Джесси застала мужа не работающим над новым романом. Это было его основное занятие, когда он не тратил деньги или безмолвно и настойчиво не овладевал ею. Они разговаривали меньше, чем прежде. Даже обеды протекали либо в полном молчании, либо в каком-то безумии, но никогда — в нормальной обстановке.

В тот вечер они разожгли камин и проговорили до темноты. У Джесси было такое ощущение, как будто она не видела Яна несколько месяцев, и вот опять беседовала с ним — с мужчиной, которого любила, со своим мужем, любовником, другом. Ей не хватало его дружеского участия в эти нескончаемые недели. Впервые они не смогли протянуть друг другу руку помощи. Вечером накануне суда они мирно поужинали, сидя на полу перед камином. Предстоящее испытание не так пугало, как раньше. Страх перед тюрьмой притупился, как и ее отчаянные усилия для освобождения мужа. И как расставание с изумрудным кольцом ее матери. Но что такое суд? Пустая формальность. Словесная перепалка двух наемных актеров — их и государственного, с взирающим сверху судьей в черной мантии, а где-то на заднем плане — никому не известная женщина по имени Маргарет Бертон. Неделя, может быть, две, и , все останется позади. Вот единственная реальность.

Джесси перекатилась на ковре на спину и покорно улыбнулась Яну, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее. Это был долгий, запомнившийся на всю жизнь поцелуй, вернувший потерянную нежность. Через несколько минут они уже жадно занимались любовью. Это была одна из тех редких ночей, когда души и тела сливались воедино и разгоралась страсть, пылая час за часом. Слова были не нужны. Лишь на рассвете Ян перенес сонную Джессику в постель.

— Я люблю тебя, Джессика. А сейчас немного поспи. Завтра будет трудный день.

Он прошептал эти слова, и она улыбнулась при звуках его голоса, медленно погружаясь в сон. Трудный день? Правильно.., показ мод.., или они собирались на пляж?.. Джессика не могла вспомнить.., пикник? Что?

— Я тоже тебя люблю. — Ее голос затих, она заснула, обвив мужа руками, словно маленький ребенок. Ян нежно погладил ее по руке, потом закурил сигарету. Спать ему не хотелось. Одолевали тревожные мысли.

Остаток ночи он провел без сна, наблюдая за Джессикой и с тревогой ожидая нового дня.

На следующее утро он должен был предстать перед судом.

Глава 15

Зал судебных заседаний городского совета выглядел помпезно по сравнению с небольшим скромным помещением, где проходило предварительное слушание. Позолота, деревянные панели, длинные ряды кресел, на возвышении — место судьи и выставленный на всеобщее обозрение американский флаг.

В зале было многолюдно, секретарь по одному выкрикивала имена присяжных.

Ян с Мартином сидели впереди, за столом, отведенным защите. В нескольких футах от них находился уже другой помощник окружного прокурора, рядом с которым расположился инспектор Хоугтон. Маргарет Бертон нигде не было видно.

Двенадцать присяжных заняли свои места, и судья объяснил суть дела. Несколько женщин выглядели удивленными и бросали взгляды на Яна, а один из мужчин покачал головой.

Мартин быстро пометил что-то для себя и внимательно оглядел присяжных заседателей. У него так же, как и у помощника прокурора, было право отвода десяти человек из их числа, чьи лица сейчас казались безобидными — не опаснее пассажиров автобуса.