Сумерки

Несмотря на выступающий над плечами широкий бугор, который, по видимости, должен был быть головой, все очертания вкупе решительно не производили впечатления человеческой фигуры. Даже не окажись головы на месте, мой гость не мог бы стать ещё страшнее. Разглядеть его силуэт лучше мешало слабое освещение и быстро запотевающий от волнения глазок, однако и того, что я мог видеть, было вполне достаточно, чтобы сделать единственно верный вывод: на лестничной клетке меня ждало создание, которому решительно не было места в том, что мы называем «действительностью». Выражение «не от мира сего» приобретало для меня новый, нехороший смысл.

Удивительно, но во мне имелась некая подсознательная готовность к такой встрече. Начиная с определённого момента я чувствовал, что реальность вот-вот может прогнуться и исказиться, как лицо посетителя в комнате смеха (никогда не находил ничего смешного в этих неприятных заведениях) — настолько необычен был попавший в мои руки документ и всё, связанное с ним. Как бы поточнее выразиться? Всерьёз посвятив свою жизнь изучению НЛО, начинаешь не только верить в пришельцев, но даже обижаться на них за то, что именно тебя они обходят стороной.

Когда мои расширившиеся зрачки смогли зачерпнуть достаточно света, чтобы присмотреться к нему повнимательнее, я начал различать некоторые детали: оно, кажется, действительно было одето в безразмерный тёмный плащ, а огромная голова была тяжело опущена на грудь, — чтобы я не видел лица? Или его отсутствия?

Оно стояло абсолютно неподвижно, не издавая ни малейшего звука, словно было не живым существом, а механизмом, выполнившим часть своей программы и замершим до новых приказаний.

Может, и вправду, чья-то глупая шутка? Как-никак, скоро Новый год, люди уже празднуют. Нет ли у нас какой-нибудь народной традиции пугать людей до полусмерти бездарными розыгрышами под праздник? Что-то было связано с Сочельником, вроде бы, когда там этот чёртов Сочельник? Скрутили из проволоки каркас, накинули брезент, постучали в дверь — а сами сидят на лестнице и стараются придушить смех. В этой штуковине на лестничной клетке нет ровным счётом ничего такого, дураку ясно, что она неодушевлённая. Вот выйду наружу и задам им трёпку!

Я так расхрабрился, что, и в правду взявшись за дверную ручку, потянул её вниз. Излишне уточнять, что не будь замок заперт, куражиться я бы не стал. Дверь я закрываю всегда, как только вхожу в дом, доведённым до автоматизма движением: два поворота влево, потом щелчок — фиксатор уходит наверх; на всё не требуется и секунды. Случалось, конечно, изредка забываться, вынося ведро или спускаясь к почтовому ящику за газетами, но уж сегодня я точно заперся. Ведь правда?

Как только ручка описала дугу до конца, язычок спрятался, и дверь под тяжестью моего тела медленно подалась вперёд…

…Давно собирался смазать петли — от пыли и ржавчины они безбожно скрипели, наждаком проходясь по слуховым нервам всякий раз, когда я открывал дверь недостаточно быстро. Но подсолнечное масло в петли заливать нельзя, так будет только хуже, — кто-то мне об этом авторитетно рассказывал, а машинное надо было ещё специально разыскивать; в результате, вместо того, чтобы решить вопрос кардинально, я научился чуть приподнимать дверь и отворять её выверенным молниеносным броском, которому мог бы позавидовать любой мангуст. Зато скрежет был не таким мучительным.

Будь петли смазаны, я так и застрял бы в этом гипнотическом полусне, и, конечно, осознал бы случившееся слишком поздно, когда сгустившийся за дверью кошмар скользнул бы уже беззвучно в мой дом, и вышло бы так, что я сам пустил его внутрь. Но протяжный надрывный скрип петель отрезвил меня.

В те доли секунды, когда, спохватившись, я уже перестал толкать дверь вперёд, но ещё не успел потянуть её на себя, я ясно ощутил, как с другой стороны за ручку мягко, но властно взялось оно… петли испуганно умолкли, но створка упрямо продолжила движение, открываясь…

Чтобы захлопнуть ее, мне пришлось упереться в пол и что было сил дёрнуть обеими руками, — тяжесть была неимоверная, словно я, как силач из книги рекордов Гиннеса, тянул на себя гружёный железнодорожный вагон. Язычок лязгнул и встал на место.

Не давая ему опомниться, я тут же закрепил успех — в полсекунды закрыл один замок, сняв предохранитель, спустил пружину второго, протянул собачку, потом громыхнул выдвижным засовом и только тогда перевёл дыхание. Прижался к глазку — тёмная махина стояла точно там же, где и прежде, не сдвинувшись со своего места ни на сантиметр.