Сумерки

На улице было ещё светло: благодаря милиции мой день начался куда раньше обычного. Я решил рискнуть и пройтись немного пешком, рассчитывая, что морозный декабрьский воздух протрезвит меня и вернёт ясность рассудку.

Не напомни мне весёлый оперативник и приветливая дама из бюро о приближающемся празднике, я, может, так и не вспомнил бы о нём: что за нелепая идея праздновать нынешний Новый год в мае тысяча пятьсот шестьдесят второго? Однако кроме меня в этом, похоже, никто не сомневался: ледяной ветер надувал болтавшиеся над дорогами растяжки с поздравлениями, в витринах магазинов призывно подмигивали пластмассовые ёлки, и эпилептически подёргивались заводные красномордые Санта-Клаусы.

Люди тащили обвязанные глянцевыми лентами яркие коробки и пакеты с подарками, улыбающихся лиц вокруг было непривычно много. Проходя мимо ёлочного базара, я всё же не выдержал и встал в очередь. Трудно объяснить, зачем я это сделал. Скорее всего, потому что поставив живую ёлочку у себя дома, нарядив её блестящими стеклянными шарами, которые пока дожидаются своего часа, завёрнутые в старые газеты в коробке на антресолях, и включив маленькую гирлянду, можно греться в её свете, спасаясь от сгущающейся вокруг тоски и одиночества, так остро ощущающиеся в дни рождения и под Новый Год… Который, к тому же, может стать последним.

Прежде чем запихнуть купленную ёлку в багажник пойманной машины, я взял в киоске пару свежих газет. Аршинные заголовки били тревогу, почти всю первую полосу занимали фотографии просевших от землетрясения пятиэтажек; оказывается, московские толчки были всего лишь слабым эхом куда более страшной катастрофы, чудовищным молотом сокрушившей Иран. Десятки тысяч погибших в Тегеране, сотни — по всей стране…

Молох набирал мощь, остановить его было не под силу никому, но я хотя бы мог понять его природу, истолковать происходящее, узнать, чего стоит ожидать и возможно ли ещё спастись. И подумать только — быть может, заветный ключ был в моих руках прямо сейчас!

Разумеется, когда я добрался до дома, мне уже не хватило терпения заниматься игрушками и гирляндами. Поставив ёлку в ванну, я только сполоснул руки и бросился к рабочему столу. Новая глава напоминала приключенческий роман, и пока перевод не был готов, оторваться от неё я так и не сумел.

«Что первую откровенную беседу нашу с проводником Хуаном Начи Кокомом нам пришлось прервать, так как в ближайших к нам кустах мы услышали подозрительный шорох. Что, пойдя туда и обнажив клинок, я громким голосом потребовал прятавшегося в них обнаружить себя и назваться. Что из-за кустов этих вышел Васко де Агилар, и что был он на меня весьма зол, и лицом от бешенства и от стыда красен. Что мне он сказал, будто справлял в тех кустах нужду, а разговора нашего с проводником не слышал вовсе. И что я словам его не поверил, однако же обвинять его во лжи не стал, не желая вынуждать его к защите чести, а притворился, что принял его объяснения.

Что путь наш по сакбу в тот день похода, ставший последним, давался нам особо трудно, так как все в отряде нашем телесно ослабли до крайности. Что я по-прежнему шёл подле Начи Кокома, остальные же брели на некотором расстоянии от нас, негромко переговариваясь, так что слов их беседы я слышать не мог, однако ветер был в их сторону, и посему сам я говорить о тайных вещах с проводником опасался.

Что к концу дня увидели мы впереди просвет, а затем и белую макушку индейского храма, поднявшуюся над листвою деревьев. И что до того ещё, как солнце село, дорога привела нас к круглой площади, вырубленной в сельве и выложенной белым камнем, на которой и размещался увиденный нами издалека храм. Что на этой площади сакб оканчивался, и со всех сторон окружали её деревья высокие, растущие одно к одному, сквозь которые пройти не было возможности.

Что сам храм, как и говорил мне Хуан Начи Коком, был размером невелик, но красотою превосходил все из доселе виденных мною на Юкатане старинных построек.

Что формой храм напоминал пирамиду, по четырём сторонам которой наверх шли крутые лесенки с высокими ступенями, ведущие сначала к широкому выступу, опоясывающему постройку примерно посередине её высоты, а потом дальше, к маленькой площадке, расположенной на самой вершине. Что помимо этого храма тут же имелись ещё несколько меньших сооружений, среди них и сухой колодец, не менее семи эстадо глубиной, из тех, что имеются и в других заброшенных городах. И что, по словам Хуана Начи Кокома, колодец этот, называемый майя «сенотом», использовался его отцами и дедами, заблудшими язычниками, для жертвоприношений, среди которых были и человеческие.