Гимн крови

— Невыносима? Но почему? — спросил Квинн.

Теперь я видел, что она действительно откровенна с нами. Раньше она говорила все с точностью до наоборот.

Мона отбросила с лица волосы, ее глаза забегали по потолку. Она обращалась к тому, что всегда отрицала.

— Навязчивая, шумная, безумная! — сказала она. — Все носилась со своими планами и идеями, своими мечтами и воспоминаниями. И она и в самом деле утверждала, что Мэйфейры станут семьей Талтосов. А потом она унюхала приставший к Михаэлю и Ровен запах мужской особи Талтосов и стала совершенно неуправляемой. — Мона закрыла глаза. — Представить себе сообщество таких существ, всегда было выше моих сил. Тот, старый, Эш Тэмплетон, которого знали Ровен и Михаэль, он научился изображать из себя человека, научился века назад. Вот в чем суть. Эти существа могут жить бесконечно! Они бессмертны! Создания совершенно несовместимые с людьми. Морриган была юной и незрелой.

Она умоляюще посмотрела на меня.

— Не переживай так, — сказал я.

Никогда не видел, чтобы она так сильно мучалась. Обычно в припадках душевных терзаний, она так щедро и безмерно проливала слезы, что заставляла меня сомневаться в своей искренности. Что же касается ее ярости, то она ею просто упивалась. Но сейчас Моне действительно было тяжело.

— Понимаешь, она такая же, как я, — сказала она. — Она была новорожденным Талтосом. А я новорожденное Кровавое дитя. Или как тебе угодно меня называть. И мы совершали одни и те же ошибки. Она была неуправляемой и разрушала все вокруг себя. И я вела себя также, набросившись на твои, излившиеся в строчках откровения. Я… Она наглела, злоупотребляла, сметая все, она бросалась к моему компьютеру, переиначивала и записывала мои высказывания, и все продолжала и продолжала в том же духе, и она никогда не останавливалась. Она… Я… Она… Я… не знаю…

Она разрыдалась, и какое-то время не могла говорить.

— Господи Боже, какой же за этим стоит мерзкий секрет? — зашептала она. — Что это? Что это?

На Квинна было больно смотреть.

— Я знаю секрет, — сказал я. — Мона, ты ненавидела ее так же сильно, как любила. Да и как могло быть иначе? Прими это. А теперь ты чувствуешь своим долгом узнать, что с ней случилось.

Она энергично закивала, но ничего не отвечала и не смогла поднять на меня глаза.

— И мы с величайшей осторожностью приступим к поискам, — сказал я. — Мы начнем их, и я клянусь тебе снова, что мы найдем Талтосов. Мы или найдем их самих, или узнаем, что с ними сталось.

Тишина. Наконец она подняла на меня глаза.

Вся она была в оковах печальной неподвижности. Она не собиралась пялиться на меня. Думаю, она даже не осознавала, что и я смотрю на нее в ответ. Она очень долго смотрела на меня, но наконец ее лицо просветлело, став доверчивым и нежным.

— Я тебя больше никогда не обижу, — произнесла она.

— Я тебе верю, — сказал я. — Ты вошла в мое сердце, едва я тебя увидел.

Квинн созерцал нас с терпеливым выражением, круглое зеркало за его спиной напоминало нимб.

— Ты действительно любишь меня? — спросила она.

— Да, — ответил я.

— Что мне сделать, чтобы доказать, что я тебя люблю? — спросила она.

Я задумался на секунду, отстранившись от нее и от Квинна.

— Тебе ничего не нужно делать, — ответил я. — Но есть одно одолжение, о котором я бы хотел тебя попросить.

— Все, что угодно, — сказала она.

— Не упоминай больше о моей любви к Ровен, — сказал я.

Она уставилась на меня, в ее глазах всколыхнулась такая мука, что я с трудом это вынес.

— Только один раз, последний, чтобы сказать, — произнесла она, — что Ровен работает, согласуясь с Богом. А медицинский центр — ее жертвенный камень.

— Да, — со вздохом ответил я. — Ты абсолютно права. И не думай, что я этого не знаю.

Глава 24

За час до рассвета.

Мона и Квинн уже устроились на отдых в его спальне.

Было решено, что комната тетушки Куин остается за мной, когда бы я ни посетил ферму Блэквуд. Что касается Жасмин, то она была очень благодарна за то, что я справился с призраком Патси и держала меня за этакое непорочное создание, поэтому с радостью принялась за необходимые приготовления.

С моей стороны было чистейшим святотатством занять комнату тетушки Куин! Но я это сделал. И Жасмин уже задернула плотные занавески, чтобы не допустить солнце, опустила жалюзи и подложила под подушку книгу Диккенса, "Лавка древностей", потому что так было всегда, и так ей велел Квинн.