Гимн крови

— Безгрешны и добры, — повторила она. — Как чудесны эти слова. Если бы я только могла сложить из них гимн и напевать его днем и ночью, днем и ночью.

Мы посмотрели друг на друга.

— Дайте мне время, — сказал я. — Если они все еще существуют, если они основали колонию, если они где-то есть в огромном мире, я знаю тех, кто выяснит, где они. Тут нет сомнений.

Ровен приподняла брови, отвернулась в задумчивости, а потом улыбка снова вернулась на ее лицо — как огонек радости.

Она кивнула.

Казалось, Михаэля несколько подстегнули мои слова, Стирлинг же выказывал любопытство и уважение.

— Бесспорно, — сказала Долли Джин, не открывая глаз. — Вы же не думали, что он самый старший из кровавых детей в мире. А ты запомни мои слова, — сказала она, обращаясь ко мне:

— Ты значительное, древнее великолепное существо, и ты, бесспорно, красив, как ангел и в тебе с избытком обаяния, чтобы быть гангстером. Я по три раза пересмотрела все фильмы с гангстерами, и знаю, о чем говорю. Вот одеть на тебя черный парик, и ты бы мог сыграть Багси Сигала.

— Спасибо, — сдержанно сказал я. — Но на самом деле мне всегда хотелось сыграть Сэма Спейда. Я был одинок и покинут, когда в журнале "Черная Маска" впервые опубликовали Малтиса Фалкона. Я прочитал новеллу при свете луны. Сэм Спейд — вот чего требуют мои амбиции.

— Что ж, тогда не удивительно, почему ты разговариваешь, как гангстер, — сказала Долли Джин. Но век Сэма Спейда недолог. Лучше выбери Багси Сигала или Счастливчика Люциана.

— Прекратите, — вскричала Мона. — Неужели вы не понимаете, что он сейчас сказал?

Она была болезненно сконфужена, пыталась справиться с всхлипами и с гневом на меня.

— Ты действительно можешь это сделать? — спросила она тонким смущенным голоском. — Ты можешь найти Эша и Морриган?

Я не ответил. Пусть пострадает ночь.

Я вышел из-за стола, склонился, чтобы поцеловать Ровен в щеку. Моя рука нашла ее ладошку и сжала на один обжигающий миг. Драгоценный сад сомкнулся вокруг меня. Моя сестра, моя возлюбленная невеста. Ее пальчики ухватились за мои и держали изо всех сил.

Джентльмен поднялся, чтобы проводить меня. Я пробормотал обществу легкомысленные пожелания всего наилучшего, и только тогда украдкой удерживавшие меня пальцы разжались.

Я не спеша вышел в сад за бассейном. И нырнул бы в ревущие облака, чтобы быть как можно дальше от земли. Но за моей спиной послышался жалобный крик Моны.

— Лестат, не оставляй меня! — она бежала через лужайку, ткань ее платья развевалась.

— О! Это ты, несчастная девочка! — сказал я, намеренно поскрежетав зубами. Я поймал ее в объятия. Прелестный сверток дрожащей плоти. — Ты несносная ведьма. Злое и недисциплинированное Кровавое дитя. Недостойная ученица. Невозможный, упрямый и непокорный птенец.

— Я обожаю тебя всей душой! Ты мой создатель, мой наставник, мой опекун! Я люблю тебя! — прокричала она. — Ты должен меня простить!

— О, нет, — сказал я. — Но я прощу. Иди, расстанься, как полагается, со своей семьей. Увидимся завтрашней ночью. Мне нужно побыть одному.

И я выскользнул из сада, как из глубокого кармана, взметнулся к облакам и равнодушным безжалостным звездам. И унесся так далеко от мира смертных, как только мог.

— Маарет, — звал я ту, которая, наверняка, была из нас самой старейшей. — Маарет, я дал слово тем, кого люблю. Помоги мне его сдержать. Обрати свой слух к тем, кого я люблю. Обрати свой слух ко мне.

Где же она, сияющая цитадель? Великая прародительница. Та, в которой мы всегда находим опору. Я не имею и малейшего представления, потому что никогда не склонял своей упрямой шеи, чтобы приступить к ее поискам. Но я знал, что, преодолевая века своего бытия, она обзавелась такой мощью, с которой ей по силам воплотить любые мои мечты и справиться со всеми моими страхами, и что она услышит меня, если пожелает. Маарет, наша хранительница, наша мать, внемли моим мольбам. Я пою тебе песнь о высоких существах, о тех, кто давно пропал, и кто вернулся вновь, чтобы образовать колонию. Тех, кто затерялся в современном мире. Нежные создания, вне времени, не приспособленные к жизни и, возможно, потерпевшие неудачу. Но они драматическим образом нужны моему птенцу и ее человеческой родне. Не заставляй меня признаваться, что я опасаюсь как бы другие бессмертные не подхватили мое намерение и не использовали его во зло. Услышь меня, милая Маарет, где бы ты ни была. Бесспорно, ты знаешь мир лучше, чем кто-либо еще. Не замечала ли ты где-нибудь этих высоких детей? Я не смею их назвать.