Человек воды

Фреду не оставалось ничего другого, как подняться в мансарду, развязывая по пути шнурок на плавках и критически обнюхивая свои подмышки и пытаясь понять, не пахнет ли у него изо рта. Но казалось, для Элсбет Малкас все это не имело значения. Лежа на раскладушке, она стянула с него плавки и сообщила, что нянчилась с ним, когда он был маленьким и подглядывал за ней в ванной. Разве он не помнит? Нет.

— Ладно, но запомни, ты не должен болтать об этом, — сказала она, затем с такой стремительностью опрокинула его на себя, что он едва успел заметить, что все полотна в ее мансарде белые, совершенно белые: каждый положенный на них цветной мазок был сверху закрашен белым. Стены тоже были белыми. Когда он спустился вниз к Ко-уту, то увидел, что абажур был прилажен обратно к торшеру, смятый и изломанный, поэтому в том месте, где он касался лампочки, он был подпален; весь этот диковинный торшер походил на человека, который втянул голову в плечи, и от стараний высунуть ее обратно его раскаленные добела мозги брызнули наружу.

После того как они покинули коттедж и очутились на продуваемом ветром пляже, Коут спросил:

— Она говорила тебе, что ты подсматривал за ней в ванной, когда она нянчилась со мной?

— Она нянчилась со мной, — возразил Фред, — но она врет, я никогда этого не делал.

— А я делал, — заявил Коут. — Послушай, я никогда…

— А где были ее родители? — перебил его Фред.

— Дома их точно не было, — сказал Коут, и они спустились к морю, где искупались нагишом, затем прогулялись по мокрому песку вдоль пляжа, пока не дошли до коттеджа Коута.

Пройдя на цыпочках в холл, они с удивлением услыхали из кухни многочисленные людские голоса и плач матери Коута. Заглянув в дверь, они увидели, как родители Элсбет вместе с матерью Фреда пытаются успокоить рыдающую мать Коута, а доктор Трампер, отец Фреда, стоит и, кажется, поджидает их у двери. «Их грех уже открылся! Она рассказала им, что ее изнасиловали и она беременна! Теперь им обоим придется жениться на ней!»

Однако отец Фреда тихонько отстранил Фреда в сторону и произнес:

— Отец Коута умер… удар… — Затем он шагнул к Коуту, успев перехватить его прежде, чем тот бросился к матери.

Фред не мог глянуть Коуту в глаза, опасаясь, что Коут увидит на его лице выражение облегчения.

Однако никакого облегчения он не увидел в своем отражении в зеркале ванной, когда не смог помочиться перед сном. Сначала он почувствовал легкое жжение. Затем ему стало казаться, будто он больше не может управлять своим краником. Он принял аспирин и ограничил свой водный рацион.

Но утром, стыдливо деля ванную вместе с отцом (отвернувшись от скрытого под мыльной пеной отца, который брился перед зеркалом), Фред широко расставил ноги, откинул крышку унитаза и хотел пописать, но почувствовал такую острую боль, как если бы его полоснули лезвием бритвы по самому кончику пениса или как если бы он писал скрюченными заколками для волос и битым стеклом. Его крик проделал отверстие на мыльном подбородке отца, и, прежде чем он успел спрятать улику, его отец рявкнул:

— Дай посмотреть, что там у тебя!

— Что? — воскликнул Фред, хватаясь за то, что, по его представлению, было теперь лишь остатком его прежнего мужского достоинства.

— То, за что ты схватился, — пояснил отец, вот что.

Но Фред не мог двинуться с места, опасаясь, как бы оставшаяся часть не отвалилась и не упала на пол прямо к его ногам; он был уверен, что если сделает шаг, то это никогда не сумеют приделать обратно. Он неистово сжал это, пока отец бушевал над ним.

— У тебя там все закупорилось, да? — гремел добродетельный доктор. — Небольшие выделения время от времени? Как если бы ты писал гвоздями?

Гвоздями! Так вот что он чувствовал! Господи боже!

— С кем ты был? — рявкнул отец. — Боже мой! Тебе только четырнадцать, и ты уже с кем-то был!

— Мне пятнадцать, — пробурчал Фред; он почувствовал, как гвозди снова начали рваться наружу.

— Лжец! — завопил отец.

Из холла внизу послышался голос матери:

— Эдмунд, ему пятнадцать. Зачем так шуметь из-за какого-то глупого пустяка?

— Ты просто не знаешь, с кем он был! — взвизгнул отец.

— Что? — встревожилась она. Они оба слышали, как она приближается к ванной. — С кем ты был, Фред?

Но ее шаги отрезвили отца. Он запер дверь ванной комнаты и крикнул жене:

— Все в порядке, дорогая!

Затем, весь в розовой от пореза пене, он навис над Фредом.