Роза и лилия

Глаза всех присутствующих, завороженных тем, что она говорит, были устремлены на Жанну. Откуда было знать этой красивой блондинке, почти неземному созданию, обо всех секретах парижского дна?

Жанна знала, что все ждут ее предложений.

— Я предлагаю навалиться на них всем миром, отмыть их и вывести вшей, постричь и побрить их. Словом, покончить с этим лицедейством. Потом выдать им чистую одежду. Так мы лишим нищих возможности заниматься их ремеслом.

Раздался смех и аплодисменты. Жанна поблагодарила членов совета кивком головы.

— Прилично одетые, — продолжила Жанна, — они не будут пробуждать в людях жалость и не смогут просить милостыню. Им придется смириться с тем, что надо работать. Те, кто и вправду калеки, смогут что-нибудь сторожить или заняться другим посильным делом. Надо запретить им собираться в привычных местах. Я знаю все эти Дворы. Нормальные люди и не показываются в этих заразных кварталах. Я предлагаю привести их в порядок и поощрять торговцев, которые пожелают там обосноваться, предлагая им низкие ставки аренды.

Снова аплодисменты. Потом посыпались вопросы:

— Как же вы их оденете?

— Где мы их всех поселим?

Жанна подняла руку:

— С согласия старшего эшевена, я предлагаю начать сбор одежды, которой люди давно не пользуются. В сундуках будет больше места.

Раздались смешки. Председатель улыбался.

— Платы за их труд должно хватить на скромное жилье. Хозяева должны дать им отсрочку платежа. Эта маленькая жертва окупится спокойствием и удобством для всех. Кстати сказать, я знаю в Париже немало мест, которые, потрудившись, можно превратить в жилье. Я и сама жила в одной пустой мастерской, только-только придя в Париж из Нормандии.

— Где это? — спросил один из помощников председателя.

— В переулочке около Ломбардского коллежа, — ответила Жанна. — Я жила там с моим осликом.

Последовали новые смешки и аплодисменты.

— Не следует ли пока разместить этих людей в одном из зданий, которые мы решили привести в порядок? — спросил один из торговцев, представившийся сапожником и кожевником.

— Боюсь, что, оказавшись все вместе, они примутся за старое. Мне кажется, что их надо, напротив, расселить по разным местам среди обычных горожан. Те подадут бывшим нищим хороший пример.

Перо писаря скользило по листу бумаги, на которой тот кратко излагал предложение госпожи де Бовуа. Гийом де Версель предложил обдумать идею Жанны и проголосовать. План был принят единогласно.

Тремя ударами молоточка председатель объявил заседание закрытым. Советники встали и перешли во внутренний зал, сразу превратившийся в пурпурное волнующееся море. Все окружили Жанну, к которой с улыбкой подошел и сам председатель.

— Сударыня, — сказал он, — тот, кто предложил нам призвать вас в совет, был провидцем. Вы за пятнадцать минут изложили нам решение вопроса, над которым мы бились годами.

Особенно радовались женщины, заполучившие в свои ряды такую проницательную товарку. По большей части это были почтенные матроны, польщенные общением с той, которую все считали фавориткой самого короля.

В соседней зале был накрыт стол. Стояла такая жара, что все окна держали открытыми. Эшевен посадил новую советницу по правую руку от себя.

Было от чего возгордиться, но довольная первым выступлением Жанна сохранила трезвую голову. После окончания трапезы она села в седло и вернулась домой.

Франсуа изумленно посмотрел на нее:

— Мама… это ты?

Он осторожно погладил рукой пурпурный плащ. Жанна взяла его на руки и стала дразнить:

— Тебе нравится красный плащ или твоя мама?

Кормилица тоже пришла в восхищение:

— Хозяйка… Вы похожи на королеву!

Можно было не сомневаться: она отомстила Франсуа Вийону. Жанна собиралась разрушить мир лжи и нищеты, где он чувствовал себя так привольно. Она не простит ему. Она сотрет с лица земли эти пристанища бесстыдства.

На самом-то деле она не могла простить ему, пусть даже минутной, своей любви к нему.

Король пригласил ее к себе через два дня.

Вот она и снова во дворце Турнель, и снова созерцает красный нос Карла VII.

Король встал при ее появлении, отпустил всех присутствующих и принялся ходить по залу своей шаркающей походкой. Несмотря на неизменный вялый вид короля, Жанне показалось, что в груди его бушуют чувства. Она отметила, что правая лодыжка монарха распухла.