Роза и лилия

Судороги, которых она уже ждала, едва не прервались диким воплем. Зверь, лежащий подле нее, содрогался всем телом и рыдал так, что Жанну охватил страх. Этот парень лишился рассудка. Он обнимал ее ноги, сжимал их, покрывал поцелуями, потом по-звериному извернулся и обнял ее всю с необыкновенной силой. И вот, наконец, он расслабленно вытянулся рядом с девушкой, все еще держа ее в объятиях.

Жанна не могла прийти в себя от изумления. Она принялась гладить Матье по голове, стараясь привести его в чувство. Он вздрагивал все реже и реже, пока наконец не успокоился. Резкий запах его семени удивил Жанну.

Она говорила себе словами Исаака: я не должна была этого делать, но понимала, что иначе поступить не могла.

Исаак был жертвой.

Матье был жертвой.

И она сама тоже, призналась себе Жанна.

Ей захотелось, чтобы он вернулся к себе в угол на солому. Потом расхотелось. Он лежал подле нее, стихия, вызванная ею из мрака и ею же прирученная. Вот так, наверное, и с драконами. Он спал. Она заснула гораздо позже, думая о том, что главное ее желание исполнилось: свою девственность она хотела отдать только Исааку.

Но жизнь ее отныне связана и с Матье.

10

Страсти на холме

Она вернулась после полудня, держа в руках башмаки. Совсем новые башмаки из грубой кожи. Матье одарил Жанну долгим взглядом и, к ее превеликому удивлению, отправился к фонтанчику мыть ноги.

Жанна рассмеялась:

— Смотри-ка, ты приучился к мытью!

Матье подхватил ее на руки и закружил в воздухе. Жанна вскрикнула.

— Дай мне тридцать солей, — сказал Матье.

— Тридцать солей! Зачем тебе?

— Куплю доски и сделаю тебе кровать.

— Как это?

— В юности в Орлеане я был подмастерьем у столяра. Уж сколотить кровать сумею.

— Матье, ты нужен мне для другого. Вот смотри, даже хворост кончился.

— Я буду работать по вечерам.

— Тебе понадобится пила.

— Возьму где-нибудь на время.

— И гвозди.

— Не так уж много. Настоящий столяр умеет обходиться без гвоздей. Я посмотрел, у нас здесь уже есть девятнадцать. Хватит с лихвой.

Жанна дала ему тридцать солей и отправилась на Патриарший рынок. Идея соорудить кровать имела один изъян: это значит, что Матье намерен прочно обосноваться у нее, а она не была уверена, что ей так уж хочется этого. Когда-нибудь он предъявит права на ее девственность, а этот дар был предназначен только Исааку.

Она старалась поменьше думать о нем, чтобы не очень грустить. Лучше было размышлять о своей торговле.

Людям, решила она, скоро надоедят пирожки с орехами. Она и дальше будет их печь, но придется делать и другие начинки. У птичницы с улицы Монтань Жанна приобрела два ливра куриных потрохов. Потом она купила горшочек меда и четыре ливра персиков. Она знала, что будет делать.

Вооружившись новой сковородкой, чтобы не перебить вкус, Жанна стала жарить в одной соленые пирожки с орехами и потрохами, а в другой — с политыми медом персиками. Мед стоил недешево, и Жанна брала за них пять денье. Доход ее быстро удвоился, ибо те, кто уже пристрастились к соленым пирожкам, покупали сладкие на десерт. Итого — два пирожка на каждого.

Среди ее покупателей были теперь не только школяры из Ломбардского коллежа. К Жанне стали приходить профессора, которые прослышали о ее пирожках и хотели побаловать себя после однообразной казенной пищи. Как-то раз пришел даже повар коллежа, хотя досаду свою скрыть не сумел. Потом к ней потянулись и жители окрестных домов.

По вечерам, закупив все необходимое на завтра, Матье при свете свечи выделывал пазы и шипы из доброго дуба, что-то налаживал, разбирал и подтачивал при помощи напильника, который Жанна принесла с собой из Ла-Кудрэ.

Потом они укладывались спать на один тюфяк.

У их тел больше не было друг от друга секретов. К счастью, удовольствие Матье теперь выражалось не так бурно, как в первую ночь.

В мастерской не было очага, и Жанне приходилось готовить суп на жаровне.

К концу июня Жанна обладала кругленькой суммой в восемьдесят три ливра.

И вдруг все пошло вкривь и вкось.

Духовный наставник коллежа, монах-бернардинец, заинтересовался необычной парой и решил сам разузнать, что к чему. Он подошел к Жанне и шутливо спросил:

— Ты где научился стряпать, мой мальчик?

Учуяв врага, Жанна не поддержала его тон.