Иисус: Возвращение из Египта

Всегда, чем бы мы ни занимались, нам приходилось что-то поднимать, держать, переносить, мы кашляли от пыли и пепла. И еще меня пугали слухи о новых бедах в Иерусалиме, где, как говорили люди, полыхало настоящее восстание. Вся Иудея сражалась, а в холмах Галилеи нашли убежище разбойники.

Также я слышал разговоры о том, что несколько молодых людей, несмотря на все то, что случилось в Галилее, собираются пойти в Иерусалим, чтобы сражаться в этой войне. Они считали, что это их священный долг.

Тем временем римские войска старались подавить восстание в Иудее, и с ними по-прежнему были арабские войска, и эти арабы жгли иудейские поселения. А вся семья царя Ирода была сейчас в Риме, где они ссорились и спорили перед Августом, решая, кто из них должен взойти на престол.

Но что бы я ни слышал, зубы мои больше не стучали от страха, и в нашей семье мало говорили об этих событиях. Повсюду вокруг нас вырастали новые здания, предназначенные для царя из рода Иродов, кто бы им ни стал. Со всей окрестности в Сепфорис стекались люди — кто латал крыши, кто подносил воду для работников, кто смешивал краски, кто готовил раствор для каменной кладки. Наша семья могла предложить таким людям столько работы, что сколько бы ни находилось желающих помочь, рук все равно не хватало.

Как-то дядя Клеопа оглядел город и сказал задумчиво:

— Теперь Сепфорис станет еще больше, чем раньше.

— Но кто же будет царем? — спросил я.

Он издал звук, показывавший, сколь сильна его нелюбовь ко всему семейству Иродов, но ничего не ответил мне, поскольку в этот момент на него многозначительно посмотрел Иосиф.

В городе по-прежнему оставались римские воины, чтобы поддерживать порядок и следить за тем, чтобы мятежники, спрятавшиеся в холмах, не вернулись. И еще им приходилось выслушивать бесконечные жалобы горожан: о сыне, который ушел из дома и не вернулся, о доме, который сгорел дотла, и о многом другом. И солдаты иной раз вскидывали руки кверху и умоляли людей замолчать, не зная, что делать с их просьбами.

Солдаты пили в открытых тавернах и покупали еду у уличных торговцев. Они смотрели, как мы работаем. Они ходили к писцам, чтобы те написали письма их женщинам и детям.

Сепфорис был еврейским городом. У меня не было в этом никаких сомнений. Здесь не было ни единого языческого храма. Здесь редко встречались женщины, готовые поговорить с солдатами, только пожилые хозяйки таверн, да и то зачастую у них были свои мужчины. Солдаты зевали и украдкой бросали взгляды на наших женщин, идущих по своим делам, но что они могли увидеть? Наши женщины всегда одевались как положено, носили сверху покрывала и накидки.

В Александрии же в толпе часто попадались гречанки и римлянки, среди которых тоже были скромные женщины, укрытые накидками, но были и другие, которые любили находиться в общественных местах. Нам не разрешали смотреть на таких женщин, однако это не всегда получалось.

Здесь все было по-другому.

Когда стало известно о волнениях в Иерусалиме, люди стали собираться группами, чтобы обсудить эту новость, и принялись бросать долгие взгляды на солдат, а те тут же нахмурились, прекратили все дружелюбные разговоры с жителями и ходили по улице небольшими отрядами, а не поодиночке. Однако ничего плохого не случилось.

Что касается нашей семьи и многих других, мы работали, какие бы новости ни доходили до нас. Во время работы мы негромко молились. Собираясь перекусить в середине дня, мы благословляли Господа и благословляли нашу еду и питье. После еды мы снова брались за работу.

В общем, работать мне нравилось. Но гораздо больше мне нравилось учиться в Назарете.

Ну а больше всего я любил ходить в Сепфорис и обратно. Воздух был теплым, урожай почти собран, повсюду рощи, куда ни взглянешь. На миндальных деревьях цветки уже завяли, но многие другие деревья еще стояли в полном цвету. Каждый день я замечал что-то новое.

Я хотел свернуть с дороги и углубиться в лес, но не мог. Поэтому иногда я убегал вперед и ненадолго входил в придорожные рощи. Когда-нибудь, думал я, у меня будет время, чтобы бродить по окрестным лесам и деревням, а сейчас моя жизнь и так полна.

Разве можно просить о большем, имея то, что у нас есть?

19

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я заболел.

Однажды после обеда меня охватила лихорадка. Клеопа догадался об этом раньше меня, а потом и Иаков тоже сказал, что болен. Клеопа приложил к моему лбу ладонь и сказал, что мы должны немедленно возвращаться в Назарет.