Честный проигрыш

Взяв несколько верхних листов из лежащей на столе пачки, Джулиус обтер руку Таллиса. Потом, достав из кармана чистый белый носовой платок, перетянул порез, а кончики платка завязал вокруг кисти.

— Да вы весь дрожите!

— Прошу прощения, — сказал Таллис, — я скверно чувствую себя эти дни, и любая мелочь приводит меня на грань слез. — Он сел.

— Выпейте пива. Ничего более крепкого у вас, вероятно, нет. Банку вы так и не открыли. Да вот же открывашка: все время здесь и лежала.

Джулиус налил пиво в стакан.

— Спасибо.

Стоя напротив Таллиса, Джулиус наблюдал, как тот пьет.

— При нашей первой встрече я не раскусил вас, — вымолвил он, помолчав. — Теперь же могу сказать: вы меня разочаровали.

— Понимаю, — ответил Таллис. — Но я просто не в состоянии… Единственное, о чем я сейчас могу думать, — это отец.

В полутемной кухне снова повисла тишина. Дождь бесшумно стекал по грязному стеклу окна, и, уставясь на него, Таллис медленно тянул пиво.

— Морган просила вас о разводе? — Да.

— Знаете почему?

— Нет. Почему бы ей и не попросить о нем?

— У нее роман с Рупертом.

— Этого просто не может быть, — не отрывая взгляд от окна, сказал Таллис.

— Ну ладно, говорить с вами бесполезно. — Джулиус взялся за зонтик. — Разумеется, все происходит на высшем уровне. Я вовсе не хочу сказать, что она собирается отбить Руперта. Он просто помогает ей встать на ноги. А первый шаг к этому — разделаться с вами.

— Слушайте, да подите вы к черту! — промычал Таллис и, протянув руку, налил себе еще пива.

— За вами нужно приглядывать, — сказал Джулиус. — Здесь у вас странный и мерзкий запах. Наверно, дом кишит насекомыми. Необходима генеральная уборка. А еще лучше, выезжайте-ка вы отсюда и начните все заново. У меня куча денег. Принципиально их не одалживаю — это всегда приводит к лишним осложнениям. Так что позвольте мне просто дать вам некоторую сумму.

— Перестаньте валять дурака. Джулиус огорченно вздохнул:

— Не скажу, что вы поняли меня превратно. Уверен, что вы прекрасно все поняли. Повторю то, что сказал: вы меня разочаровали, и даже в нескольких отношениях. Что ж, до свидания. Кажется, все-таки надо раскрыть этот зонтик.

После ухода Джулиуса Таллис долго сидел, глядя, как капли дождя, сменяя друг друга, медленно-медленно катятся вниз по стеклу; чуть отливая золотом, они напоминали белые сапфиры. Потом звук дождя стал сильнее: шум воды, барабанная дробь по окнам. Сикха не было дома. Увенчанный вызвавшим столько споров тюрбаном, он сейчас вел по Лондону свой автобус. У пакистанцев со второго этажа появилась новая партия родственников из Лахора, включавшая в себя и несколько детей. Оттуда шел непрерывный гул голосов. С утра заходил полицейский и интересовался кем-то, чья фамилия сильно напоминала фамилию одного из верхних жильцов. Таллис сказал ему, что ничего не знает. Обычно он помогал полиции. Но иногда, повинуясь инстинкту, не делал этого.

Наверное, папочка еще спит, думал он, иначе уже кричал бы изо всей мочи. В этих новых транквилизаторах наверняка есть хорошая доза снотворного. Таллис вздохнул. Допил пиво. Вещи, в ужасе раскатившиеся по кухне при появлении Джулиуса, начали постепенно выглядывать из-под раковины и из-под шкафа. И внимательно наблюдали за ним. Он думал о Морган и Руперте. Никакая серьезная близость немыслима. Брак Хильды с Рупертом нерасторжим. И потом, Руперт человек честный и совестливый, а Морган любит свою сестру. В то, что Руперт пытается помочь Морган обрести почву под ногами, можно поверить. Так же как и в то, что он посоветовал ей взять развод. Руперт терпеть не может беспорядка.

Согласия на развод я не дам, думал Таллис, я буду сопротивляться. Если развода не будет, она вернется. Или я просто обманываю себя? Мне нужно что-нибудь сделать, нужно ее увидеть. Но любые мои попытки приводят к такому нелепому жалкому результату. Рядом с ней я всегда неуклюжий и туповатый. Лучше я напишу ей. Может быть, надо увидеться и с Рупертом. Будь у меня хоть немного энергии, будь у меня хоть способность думать! Сердце сжалось от ставшей уже привычной боли, которую вызывала мысль об отце. Другие мысли и приходили и уходили, эта — свинцом лежала на сердце, возвращая его опять и опять к ощущению боли. Как скоро отец начнет что-то подозревать? Сейчас он проходит трагический безвозвратный путь: из человека недомогающего превращается в тяжелого больного. «Примерно через неделю ты будешь уже на ногах», — сказал ему Таллис. Поверил ли отец этим словам? Джулиус прав: нужно было сказать ему. Леонард принимает свою жизнь осознанно. Все, вплоть до последней мелочи. И эта жуткая правда тоже должна быть осознана. Если он хочет что-то продумать напоследок, ему должна быть предоставлена эта возможность. Его нельзя обманывать. Я обязан сказать ему, решил Таллис, да, я обязан ему сказать. Но только не сегодня.