Женщины Цезаря

Цезарь, если ты сможешь приехать в Рим до июньских нон, ты должен будешь обратиться в Сенат за разрешением зарегистрировать свою кандидатуру на должность консула in absentia. Ты не можешь пересечь померий и войти в город, чтобы лично подать заявку, не теряя полномочий и тем самым своего права на триумф. Добавлю: Целер постарался напомнить Палате о том, что Цицерон провел закон, запрещающий регистрироваться в кандидаты на консула in absentia. Мягкий намек на то, что boni намерены противиться твоему прошению баллотироваться in absentia. Они схватили тебя за яйца! Точно так же, как поймали и меня. Помнишь, ты говорил об этом перед отъездом? Ты был прав. Я постараюсь убедить наших сенаторских овец — и почему они пошли на поводу у кучки людей, которые даже ничего из себя не представляют? — чтобы они разрешили тебе регистрироваться in absentia. Я знаю, что так же поступят Красc, Мамерк, принцепс Сената, и многие другие.

Главное — попасть в Рим до июньских нон. О боги, сможешь ли ты совершить это, даже если попутный ветер домчит мой корабль в Гадес в рекордное время? Я надеюсь, что ты уже скачешь по Домициевой дороге. Я послал гонца встретить тебя на тот случай, если ты уже летишь сюда.

Ты должен успеть, Цезарь! Ты мне очень нужен, и мне не стыдно в этом признаться. Тогда ты вытащил меня из кипятка, да так, что была сохранена законность. Могу только сказать, что, если тебя не будет здесь, чтобы помочь мне на этот раз, я топну ногой. А я не хочу этого делать. Если я это сделаю, то в истории я буду выглядеть не лучше Суллы. Посмотри, как все ненавидят его. Плохо, когда тебя ненавидят. Хотя Сулле, казалось, было все равно.

Письмо Помпея добралось до Гадеса удивительно быстро — двадцать первого мая. И получилось так, что в это время Цезарь как раз находился в Гадесе.

— По суше из Гадеса до Рима полторы тысячи миль, — сказал он Луцию Корнелию Бальбу-старшему, — значит, по суше я не успею в Рим к июньским нонам, даже если в среднем буду проезжать по сто миль в день. Будь они неладны, эти boni!

— Ни один человек не сможет одолеть сто миль в день, — озабоченно произнес маленький гадитанский банкир.

— Я смог бы — в быстрой повозке, запряженной четырьмя мулами, если смогу часто менять упряжки, — спокойно ответил Цезарь. — Но суша для такого путешествия не годится. В Рим надо плыть морем.

— Сезон не тот. Письмо Магна доказывает это. Через пять дней подуют северо-восточные ветры.

— Ах, Бальб, удача со мной!

Действительно, удача с Цезарем не расставалась, думал Бальб. Как бы плохо ни обстояли дела, каким-то образом волшебная удача — воистину волшебная! — приходила ему на выручку. Хотя Цезарь, казалось, ковал свое везение сам, своей собственной волей. Словно, что-то задумав, он умел подчинить себе естественные и сверхъестественные силы. Прошедший год был самым деятельным, едва ли не лучшим в жизни Бальба, с трудом поспевающего за Цезарем из одного конца Испании в другой. Кто бы мог подумать, что он будет плыть с попутным атлантическим ветром, преследуя врагов, которые были убеждены в том, что им удастся избежать руки Рима? Но им этого не удалось. Из Олисиппо вышли корабли с легионерами. Последовало еще несколько рейсов в дальний Бригантий. Перевезены бесчисленные сокровища. Люди впервые ощутили настоящий ветер перемен. И теперь Средиземное море у них не отберет уже никто. Что же сказал Цезарь?

Цель — не золото, надо расширить влияние Рима. Что у них было такого, у этих римлян, у этого немногочисленного народа из небольшого города, расположенного на италийском соляном пути? Почему римляне сметают все на своем пути? Не как гигантская волна, а, скорее, как огромный тяжелый жернов, терпеливо перемалывающий все, что бы под него ни положили. Они никогда не сдаются, эти римляне.

— И в чем теперь будет заключаться удача Цезаря?

— Во-первых, нужен один корабль, миопарон. Две команды лучших гадитанских гребцов. Ни багажа, ни животных. Только пассажиры — ты, я и Бургунд. И еще сильный юго-западный ветер, — с усмешкой добавил Цезарь.

— Пара пустяков, — сказал Бальб, не отвечая на улыбку Цезаря.

Он редко улыбался. Гадитанские банкиры безупречного финикийского происхождения не воспринимали жизнь или обстоятельства легко. Внешность Бальба не обманывала: это был проницательный, спокойный, человек чрезвычайного ума и способностей.

Цезарь уже шагал к выходу.

— Пойду поищу хорошее судно. Твоя задача — найти мне штурмана, способного отчалить сейчас. Мы пойдем прямо через Геркулесовы столбы, зайдем в Новый Карфаген, чтобы загрузиться едой и питьем, оттуда — к Малым Балеарам и прямо в пролив между Сардинией и Корсикой. Нам предстоит проплыть тысячу миль, и мы не можем надеяться на ветер, который принес письмо от Магна за пять дней. У нас в запасе двенадцать дней.