ЛАНАРК: Жизнь в четырех книгах

— Что ты понимаешь под нормой?

— Ну, устроимся.

— Недели через две.

Toy пошел в гостиную, где отец просматривал письма, и повторил вопрос:

— А сколько нам понадобится, чтобы войти в норму?

— Если повезет, месяца два-три.

Эти месяцы мистер Toy провел за своим бюро в гостиной, печатая письма. С каждой почтой приходили ответы с грифом наверху листа, и он отдавал их Toy, который рисовал на чистой оборотной стороне. Toy часами просиживал за своим крошечным столом в дальней спальне, в халате и шапочке деда. Он редко интересовался текстом писем, но однажды его внимание привлекло название фабрики, на которой его отец работал до войны. В письме говорилось:

Дорогой мистер Toy!

Поистине, не бывает пророка без чести, разве только в городе, откуда он родом! Примите мои поздравления в связи с Вашей столь успешной деятельностью в ныне расформированном Министерстве военных поставок.

К сожалению, вакансии сотрудника управления кадров в настоящее время у нас не имеется. Уверен, впрочем, что благодаря блестяще проявленным Вами способностям Вам не составит труда найти им применение на новом рабочем месте.

С наилучшими пожеланиями, искренне Ваш

Джон Блэр, управляющий.

Как-то за обедом мистер Toy сообщил жене:

— Утром я прошелся пешком до Хогганфилда. Там, согласно новому жилищному плану, строят водохранилище. — Он проглотил кусок и добавил: — Я сделал запрос и получил работу. Выхожу завтра.

— А что нужно делать?

— Стены водохранилища возводятся из бетона, который заливают в опалубку. Я должен скреплять металлический каркас и убирать его, когда бетон застынет.

— Это лучше, чем ничего, — хмуро отозвалась миссис Toy.

— Я тоже так подумал.

Теперь мистер Toy каждое утро, в потертой куртке и плисовых штанах, заправленных в длинные носки, седлал велосипед и отправлялся на работу. Toy, если не надо было идти в школу, марал бумагу за отцовским бюро или ложился навзничь на коврик у очага, радуясь близкому присутствию матери, занятой делами по дому.

Однажды мистер Toy подозвал сына к себе:

— Дункан, через шесть недель у тебя выпускной экзамен, верно?

— Да.

— Ты понимаешь, насколько он важен? Если сдашь его успешно, то попадешь в полную среднюю школу, а там, при условии, что будешь учиться хорошо и выдержишь какие нужно экзамены, по ее окончании получишь аттестат зрелости — и тогда сможешь работать, где тебе захочется. Можно даже будет проучиться еще четыре года в университете. Если провалишься, дорога одна — в обычную среднюю школу, и в четырнадцать лет будешь зарабатывать чем придется. Посмотри на меня. Я учился в полной средней школе, однако в четырнадцать мне пришлось ее бросить, чтобы содержать мать и сестру. Наверное, я мог бы в жизни преуспеть, но для этого нужны аттестаты, свидетельства, а у меня ничего этого не было. Помощник мастера на картонажной фабрике Лэрда — вот самое большее, на что я мог рассчитывать. Во время войны работников с аттестатами, конечно же, не хватало, и я получил место только благодаря своим способностям. Но видишь, чем я занят сейчас? А у тебя есть какие-то планы, кем бы ты хотел стать?

Toy призадумался. Раньше ему хотелось стать королем, волшебником, путешественником-исследователем, археологом, астрономом, изобретателем и пилотом космических кораблей. Не так давно, когда он черкал на бумаге в дальней спальне, у него появилось желание сделаться писателем или художником. Поколебавшись, он ответил:

— Врачом.

— Врачом? Что ж, неплохо. Врач посвящает жизнь тому, чтобы помогать другим. Врач всегда был и будет необходимым и уважаемым членом общества, вне зависимости от любых социальных перемен. Итак, твой первый шаг — это выпускной экзамен. Не думай ни о чем другом — только об этом. По английскому и по общеобразовательным предметам оценки у тебя хорошие, а вот с арифметикой ты не в ладах, поэтому надо подтянуться по арифметике. — Мистер Toy похлопал сына по спине. — Иди-ка, позанимайся!

Toy пошел к себе в спальню, запер дверь, бросился на постель и расплакался. Будущее, обрисованное отцом, представлялось ему невыносимо отвратительным.

Уайтхиллская полная средняя школа помещалась в высоком мрачном здании из бордового песчаника: позади него было устроено футбольное поле, а по обеим сторонам располагались площадки для игр — девочкам и мальчикам отдельно, — обнесенные оградой из металлических остроконечных прутьев. Здание было возведено в восьмидесятые годы девятнадцатого века, но рост Глазго заставил делать к нему пристройки. На рубеже столетий к старому зданию присоединили сооружение, по внешнему виду от него неотличимое, но состоявшее внутри из крутых лестниц и множества крохотных классных комнат. После Первой мировой войны добавили длинное деревянное крыло — в качестве временной меры, до постройки новой школы, а после Второй мировой войны, опять-таки вроде бы ненадолго, на футбольном поле построили из сборных блоков семь домиков по две классных комнаты в каждом. Однажды пасмурным утром у входных ворот с потерянным видом толпились новички. В начальной школе на площадке для игр они казались себе великанами. А теперь выглядели карликами среди верзил, которые были чуть ли не на двадцать дюймов повыше. Кучка выходцев из Риддри под шумок жалась вместе, стараясь щегольнуть опытностью. Один из них спросил у Toy: