Маленький, большой

— О, вот как! — воскликнул Смоки с заинтересованным видом, хотя эта история была прекрасно ему известна.

— Скелет, — продолжал Док, — сокрытый в старом фамильном гардеробе. У моего отца была… э-э, любовная связь с Эми Медоуз, ты с ней знаком.

«Где он пахал, она сбирала жатву», — процитировал Смоки чуть ли не вслух, что было бы непростительно.

— Да, я ее знаю. Теперь она Эми Вудз.

— Уже много лет замужем за Крисом Вудзом.

— М-м-м. — Что за воспоминание слабо замерцало в голове у Смоки, но в последний момент, переменив решение, ускользнуло? Что это было — не сон ли?

— Я — плод их союза. — Кадык у доктора дернулся, но от волнения ли, Смоки не был уверен. — Мне кажется, если мы продеремся через этот кустарник, то попадем на очень хорошие места.

Смоки пошел, куда было указано. Он держал двуствольное английское ружье наготове, сняв его с предохранителя. Он не слишком был склонен, в отличие от других членов семьи, к долгим бесцельным шатаниям под открытым небом, особенно в сырую погоду; но если перед ним ставилась определенная задача, как, например, сегодня, он мог идти сколько угодно, не обращая внимания на неудобства. По крайней мере, ему нравилось нажимать на спусковой крючок, даже если он и мазал. И сейчас, пока Смоки предавался рассеянным мыслям, из дремучих зарослей у него под носом взметнулись два коричневых пушечных ядра и захлопали крыльями, набирая высоту. Смоки вскрикнул от неожиданности, но вскинул ружье прежде, чем Док успел крикнуть: «Твои!» — и, словно стволы были привязаны невидимой нитью к хвостам птиц, навел мушку на одну, выстрелил, потом на другую и снова выстрелил; опустив ружье, ошеломленно проследил, как обе птицы закувыркались в воздухе и, подмяв под себя зашуршавшую траву, с тяжелым стуком упали на землю.

— Черт возьми! — воскликнул Смоки.

— Отличный выстрел! — искренне порадовался Док, почувствовав в сердце лишь самый слабый укол жуткой вины.

Ответственность

Когда охотники, поеживаясь от вечернего, почти что зимнего, холода, возвращались домой далеко в обход, с сумкой, где лежали четыре подстреленные птицы, им на глаза попалась штуковина, которая озадачивала Смоки и раньше: он уже привык видеть в здешних окрестностях остовы лишь наполовину достроенных сооружений (теплицы, храмы) — заброшенные, однако как-то еще пригодные, но кому и на что сдался старый автомобиль, проржавевший посреди поля до неузнаваемости? Автомобиль был совсем древний; должно быть, он простоял на этом месте уже лет пятьдесят; его снабженные спицами колеса наполовину ушли в землю и выглядели такими же ветхозаветными и одинокими, как сломанные колеса фургонов первых переселенцев, вросшие в почву прерий Среднего Запада.

— «Форд-тэ», да… — произнес Док. — Когда-то это была машина моего отца.

Не сводя глаз с автомобиля, они остановились у каменной стены, для согрева передавая друг другу, по обычаю охотников, плоскую фляжку.

— Когда я подрос, — рассказывал Док, вытирая рот рукавом, — то начал спрашивать, откуда я взялся. Ну-с, понемногу вытянул у них все об Эми и Августе, но, видишь ли, Эми всегда хотелось изображать дело так, будто ничего в действительности не было, что она просто-напросто давний друг семьи, хотя всем все было известно как нельзя лучше, даже Крису Вудзу, а сама она не могла удержаться от слез, если я приходил ее навестить. Вайолет… Вайолет, казалось, забыла Августа начисто, но знать наверняка, что у нее на уме, никто не мог. Нора твердила одно: он сбежал. — Доктор передал фляжку Смоки. — Как-то я набрался смелости и спросил Эми, что это была за история, но она только смешалась — прямо как девчонка, иначе не скажешь, вот и все. Август был ее первой любовью. А первая любовь ведь редко забывается, правда? Я, в некотором смысле, этим даже горжусь.

— Дитя любви, считалось, это нечто особенное, — вставил Смоки. — Либо в сторону добра, либо в сторону зла. Перл в «Алой букве». Эдмунд в…

— Я был уже в том возрасте, когда хочется знать обо всем наверняка, — продолжал Док. — Выяснить точно, кто ты такой. Установить свою личность. Ну, ты знаешь, как это бывает. — (Смоки не знал.) — Я подумал: мой отец сбежал, не оставив, насколько мне известно, никакого следа. А нельзя ли и мне сделать то же самое? Может быть, это у меня тоже в крови? И возможно, если я найду его после черт знает каких приключений, я заставлю его меня признать. Я стисну его плечи, — фляжка, которую Док держал в руке, помешала придать жесту должную выразительность, — и скажу ему: я — твой сын. — Он откинулся на спину и задумчиво припал к фляжке.