Осиная фабрика

Вскоре я начал смутно различать окружающее в слабом свете, сочившемся через две забранные мешковиной бойницы; других окон в Бункере не было. Сняв бинокль и Вещмешок, я повесил их на гвозди, вбитые в слегка растрескавшуюся бетонную стенку.

Взял жестянку со спичками, зажег свечи, вспыхнувшие желтоватыми огоньками, опустился на колени, стиснул кулаки и задумался. Набор для изготовления свечей я обнаружил в серванте под лестницей лет пять или шесть назад и долгие месяцы экспериментировал с цветом и консистенцией, пока не догадался использовать воск в качестве узилища для ос. Подняв взгляд, я увидел осиную головку, торчащую из верхушки свечи, которая стояла на алтаре – кроваво-красная, толщиной с мою руку. Над поверхностью расплавленного воска выделялись ровно горящий фитиль и осиная голова – в сантиметре друг от друга, словно фишки в таинственной игре. Вот огонь начал плавить восковой кокон осиной головы, и усики на мгновение выпрямились, прежде чем обратиться в пепел. Задымилась и голова, а потом в кратере ярко вспыхнуло второе пламя, и огонь с треском принялся пожирать замурованное насекомое, с головы до жала.

Я зажег свечу в черепе Старого Сола. Этот костяной шар, желтый и дырявый, стал причиной гибели бесчисленных мелких грызунов, поглощенных илом у дальнего берега речки. Дымное пламя трепетало там, где когда-то были собачьи мозги; я зажмурил глаза, и перед моим мысленным взором снова появились Кроличьи Угодья, хаотические пируэты объятых пламенем зверьков. Я опять увидел кролика, который вырвался из пределов Угодий и всего чуть-чуть недотянул до воды. Увидел Черную Смерть и заново пережил ее конец. Вспомнил Эрика и снова задумался, пытаясь понять, о чем же предупреждала меня Фабрика.

Я увидел себя, Фрэнка Л. Колдхейма, и увидел таким, каким бы я мог быть, – высоким и худощавым, уверенно идущим по жизни, решительным и целеустремленным. Я разлепил веки и так глубоко втянул воздух, что чуть не закашлялся. Глазницы Старого Сола лучились зловонным светом. Потянуло ветерком, пламя свечей по бокам алтаря колыхнулось в такт пламени черепной свечи.

Я обвел взглядом Бункер. Сверху на меня смотрели отсеченные головы чаек, кроликов, ворон, мышей, сов, кротов и ящерок. Они сушились на черных нитяных петлях, подвешенных к натянутым из угла в угол бечевкам, и на стенах за ними медленно покачивались тусклые тени. Снизу, со всех четырех сторон, за мной наблюдали мои коллекционные черепа, установленные на деревянных и каменных плинтусах или на банках и бутылках из числа Даров Моря. Желтые лобные кости лошадей, собак, птиц, рыб и рогатых овец обращены к Старому Солу, у одних клювы и челюсти открыты, у других закрыты, оскаленные зубы похожи на выпущенные когти. Правее кирпично-деревянно-бетонного алтаря, на котором располагались череп и свечи, я держал склянки с драгоценными веществами; левее были составлены в штабель пластмассовые ящички из-под шурупов, шайб, гвоздей и рыболовных крючков. В каждом ящичке, не крупнее спичечного коробка, лежало по трупику ос, прошедших через Фабрику.

Поддев ножом плотно пригнанную крышку стоявшей справа большой жестянки, я набрал чайную ложку белого порошка и высыпал на железное блюдечко перед собачьим черепом. Потом взял пластмассовую коробочку с самым старым осиным трупиком и выложил его на горку белых гранул. Вернув жестянку и ящичек на место, поджег порошок.

Смесь сахара и гербицида с шипением вспыхнула, меня окутало дымное облако, и я задержал дыхание, яркий свет пронизал все мое существо, и глаза стали слезиться. Через секунду осталась лишь неровная горка черного шлака. Я зажмурился, пытаясь уловить закономерности, но в темноте горело, быстро угасая, только остаточное изображение вспышки на сетчатке, и вот оно угасло. Я-то надеялся увидеть лицо Эрика, рассчитывал на какую-нибудь подсказку, но будущее по-прежнему оставалось непроницаемым.

Я склонился над алтарем и задул осиные свечи, потом дунул в пустую глазницу и погасил свечу внутри черепа. После вспышки мое зрение еще не восстановилось, в темноте и дыму я ощупью пробрался к двери. Вышел из Бункера, выпустил во влажный воздух всю гамму испарений и вдохнул полной грудью; одежда и волосы источали синевато-серые завитки дыма. Я зажмурил глаза, постоял так с минуту и вернулся в Бункер прибраться.

Заперев Бункер, я направился домой завтракать. Отца я застал на улице, он колол плавник на заднем дворе.

– Доброе утро, – поздоровался он, отирая пот со лба. День был не слишком жаркий, но очень влажный, и папа разоблачился до жилета.