187  

Луций Корнелий облокотился на корму, внимательно вглядываясь назад, где в едва различимом кильватере проглядывало грязное пятно на горизонте – это и была Италия. И вот Италия исчезла, Сулла был свободен. В пятьдесят три года он наконец вступал в войну, которую мог выиграть честно, поскольку она будет вестись с настоящим иноземным врагом. Слава, добыча, сражения, кровь.

«И этого слишком много для тебя, Гай Марий, – ликующе думал он. – Это единственная война, которую ты не смог украсть у меня. Эта война – моя!»

Часть X

Глава 1

Именно молодой Марий и Луций Декумий вывели Гая Мария из храма Теллуса и спрятали его в cella[61] храма Юпитера Статора на Велии; именно они искали Публия Сульпиция и других патрициев, которые в свое время перепоясались мечами, чтобы защитить Рим от армии Луция Корнелия Суллы, а затем скрывали и самого Сульпиция и еще девять человек в храме Юпитера Статора спустя некоторое время.

– Это все, кого мы смогли найти, – сказал молодой Марий отцу, садясь рядом с ним на пол. – Я слышал, что Марк Леторий, Публий Цетег и Публий Альбинован проскользнули недавно через Капенские ворота. Но о братьях Граниях я ничего не знаю. Будем надеяться, что они покинули город еще раньше.

– Какая ирония, – горько говорил Гай Марий одному из собравшихся, – скрываться внутри сооружения, посвященного богу, который останавливает бегущих солдат. Мои-то не станут сражаться независимо от того, что бы я им ни пообещал.

– Они не были римскими солдатами, – попытался утешить отца молодой Марий.

– Я знаю!

– Никогда не думал, что Сулла дойдет до этого, – проговорил Сульпиций, дыша так тяжело, словно бежал несколько часов подряд.

– А вот я думал – после того, как встретил его на Латинской дороге в Тускуле, – отозвался городской претор Марк Юний Брут.

– Ну, теперь Сулла хозяин Рима, – заметил молодой Марий. – Отец, что нам делать?

Но ему отвечал Сульпиций, который ненавидел, когда кто-либо обращался за советом к Гаю Марию, минуя его самого. Гай Марий мог быть шесть раз консулом и оказывать большие услуги трибуну плебса в уничтожении сената, но все это было в прошлом, а теперь он всего-навсего частное лицо.

– Мы отправимся по домам и будем вести себя так, словно ничего не случилось, – твердо сказал он.

Марий повернул голову и недоверчиво посмотрел на Сульпиция. Он чувствовал себя таким усталым, как никогда в жизни; но самое ужасное было сознавать, что его левая рука и челюсть неподвижны.

– Ты можешь делать, что хочешь, – проговорил он, с трудом шевеля языком, – но я знаю Суллу. И я знаю, как мне следует поступить – бежать, чтобы спасти свою жизнь.

– Я согласен с тобой, – отозвался Брут, и голубой оттенок на его губах был сейчас ярче, чем обычно. Он вдохнул всей грудью. – Если мы останемся, он убьет нас. Я видел его лицо в Тускуле.

– Он не сможет убить нас! – уверенно произнес Сульпиций, вновь обретая спокойствие. – Никто лучше Суллы не знает, что такое кощунство. Теперь он отступит, чтобы убедиться в том, что все, сделанное им до сегодняшнего дня, является законным.

– Ерунда! – презрительно отозвался Марий. – Ты что, думаешь, он завтра же отправит свои легионы обратно в Кампанию? Как бы не так! Он оккупировал Рим и не собирается уходить оттуда, до тех пор, пока сам этого не пожелает.

– Он никогда не осмелится на это, – заявил Сульпиций, вдруг осознавая, как, впрочем, и многие другие в сенате, что он недостаточно хорошо знает Суллу.

– Не осмелится? – Марий зло рассмеялся: – Луций Корнелий не осмелится? Опомнись, Публий Сульпиций! Сулла осмелится на все, как он уже неоднократно делал в прошлом. И что хуже всего, он делает это обдуманно. Он не станет фабриковать судебный процесс над нами по обвинению в измене. Он просто прикончит нас в каком-нибудь тайном месте, а затем представит дело так, будто мы погибли в бою.

– Это как раз то, о чем я думаю, Гай Марий, – согласился Луций Декумий, – он убил бы и свою мать, если бы ему это потребовалось. – Он задрожал и выставил вперед свою правую руку, сжав ее в кулак и подняв указательный палец и мизинец, как два рога, – знак отражения Злого Глаза. – Он не похож на других людей.

Девять других участников этого собрания сидели на полу храма, наблюдая за двумя спорящими лидерами. Ни один из них не был важной персоной в сенате или сословии всадников, хотя все являлись членами того или другого. Прежде им казалось, что цель, за которую стоит сражаться, – это изгнание римской армии из Рима, но теперь когда они потерпели неудачу и оказались в этом храме, все представлялось им иначе, и сами себе они казались глупцами, что осмелились на это. Завтра их спины снова разогнутся, потому что каждый из них готов был умереть за Рим, но сейчас, уставшие и разочарованные, они хотели, чтобы в споре Сульпиция и Мария прав оказался последний.


  187  
×
×