Травяной венок. Том 2

Коленки Цицерона тряслись еще больше, хотя в душе он испытал облегчение. Он схватил драгоценный свиток и поспешил вон. Штабная служба! «О, да возблагодарят тебя боги, Марк Эмилий Скавр, глава сената! Спасибо, спасибо тебе! Я докажу свою необходимость Гнею Помпею – я буду историком его армии или буду составлять его речи, и мне никогда не понадобится вынимать меч из ножен!»

Марк Туллий не имел намерения проходить учебные сборы на Марсовом поле, так как он уже предпринимал такую попытку на шестнадцатом году своей жизни, и лишь обнаружил, что не обладает ни быстротой ног, ни ловкостью рук, ни остротой глаз, ни присутствием духа. Через короткое время после того, как он был направлен на муштру с деревянным мечом, он привлек всеобщее внимание, но не такое, как на форуме, где его окружала восхищенная, полная благоговейного почтения толпа. Над его приемами на Марсовом поле присутствовавшие смеялись до колик. Со временем он стал мишенью насмешек всех юношей. Его тонкий визгливый голос передразнивали, подражая его хныкающему смеху, его эрудицию высмеивали, а его старообразность делала его достойным главной роли в фарсе. Марк Туллий Цицерон бросил свою военную подготовку, поклявшись никогда ее не возобновлять. Ни одному пятнадцатилетнему подростку не нравится быть посмешищем, но этот пятнадцатилетний юноша уже успел погреться в лучах одобрения взрослых людей или, во всяком случае, считал себя особенным.

Некоторые люди, говорил он себе с тех пор, не созданы быть солдатами. И он из их числа. Это не трусость! Это скорее полное отсутствие физического совершенства. И это нельзя вменять ему в вину как врожденный недостаток. Мальчики его возраста были глупы, ненамного умнее животных. Они ценили свое тело и вовсе не уважали ум. Понимали ли они, что их ум станет их украшением только после того, как их тела станут немощными? Хотели ли они быть другими? Что привлекательного в том, чтобы воткнуть копье точно в середину мишени или ударить по голове соломенное чучело? Цицерон был достаточно умен, чтобы понимать, насколько велика разница между мишенями, соломенными чучелами и полем боя и что многие из этих малолетних сокрушителей символов возненавидят реальность.

На рассвете следующего дня он, завернувшись в свою toga virilis,^[27] явился представиться в дом Гнея Помпея Страбона на стороне Палатина, обращенной к форуму, и пожалел, что с ним не было его отца, когда увидел, что там собрались сотни людей. Мало кто узнал в нем одаренного оратора, и вовсе никто не пожелал вступить с ним в беседу; постепенно он оказался оттесненным в самый темный уголок обширного атриума Помпея Страбона. Здесь он простоял несколько часов, наблюдая, как редеет толпа, и ожидая, когда кто-нибудь спросит о его деле. Новый первый консул был теперь самым важным лицом в Риме, и все в Риме хотели добиться его милости. У него также была настоящая армия клиентов. Все они были пиценами. Цицерон и понятия не имел, сколько этих клиентов жило в Риме, пока не увидел это огромное скопление в доме Помпея Страбона.

Оставалось примерно сто человек, и Цицерон начинал надеяться, что поймает взгляд одного из семи секретарей, когда парнишка примерно его лет пробрался к нему и прислонился к стене, разглядывая его. Глаза юноши, осмотревшие Цицерона с головы до пят, были холодны, бесстрастны и прекрасны. Таких кареглазый Цицерон не встречал никогда прежде. Широко открытые, они, казалось, выражали непрестанное удивление, цвет у них был небесно-голубой, чистый и глубокий, настолько яркий, что их можно было назвать единственными в своем роде. Взъерошенная копна светло-золотых волос спускалась челкой до широких бровей. Ниже этой забавной копны виднелось свежее, довольно самоуверенное лицо, в котором вовсе не было ничего римского: тонкогубый рот, широкие скулы, короткий вздернутый нос, неровный подбородок, кожа розовая с бледными веснушками, брови и ресницы такие же золотистые, как и волосы. Это было, однако, симпатичное лицо, и его обладатель после изучения внешности Цицерона улыбнулся обезоруживающей улыбкой.

– Кто ты будешь? – спросил он.

– Марк Туллий Цицерон Младший. А ты?

– Я Гней Помпей Младший.

– Страбон?

– Разве я выгляжу косоглазым, Марк Туллий? – молодой Помпей беззлобно рассмеялся.

– Нет. Но разве нет обычая принимать прозвище отца? – спросил Цицерон.

– Но не в моем случае, – сказал Помпей. – Я намерен добиться собственного прозвища. Я уже знаю, каким оно должно быть.

---

27 Мужская взрослая тога – белая без полосы.