Магия

Дунстан расхохотался. Он не был простаком и знал, что сейчас слишком рано судить наверняка о беременности, он также знал, что в первые месяцы было легко потерять ребенка. А тот факт, что пол младенца можно определить в зародыше, граничил, на его взгляд, с безумием.

Он также не мог себе представить сказочную девочку-ребенка в домашнем хозяйстве жестких мужчин Ивесов. Нет, уж слишком много впечатлений для одного раза. Но ведь это говорила Лейла, и он сделался серьезным.

Продолжая наслаждаться ощущением ее шелковистой кожи, Дунстан задумчиво произнес:

— Думаю, даже Ниниан не знает, будет ли наша дочь столь же красива, как ты.

Своими словами Дунстан сильно удивил Лейлу. Он увидел, как ее прекрасные губы тронула улыбка. Эта черноволосая Малколм действительно была редким сокровищем, вот только бы знать, что с нею делать.

Она растянулась на его груди, запустив свои пальцы в его волосы, и покрыла поцелуями упрямый подбородок.

— Ты сумасшедший. Я нашла единственного из всех Ивесов, кто достаточно проницателен, чтобы суметь понять Малколмов. Как такое могло случиться?

Дунстан запрокинул голову, чтобы посмотреть на месяц над ее угольно-черными завитками. От игры света волосы искрились в звездном сиянии, и на какое-то мгновение он ощутил себя словно в сказке.

Лейла казалась ему такой естественной рядом с ним, такой нежной и пылкой, она полностью удовлетворяла его мужские потребности. Дунстан был бы счастлив, если бы они никогда не покидали пещеру.

— Счастливая случайность, — предположил он.

Он пытался убедить себя, что у мужчин рода Ивесов не рождаются дочери, но на поверку выходило, что это не факт. Женщина что лежала сейчас в его объятиях, вряд ли могла что-то перепутать, и уж тем более она не стала бы лгать. Та, о которой он сейчас думал, нежно покусывала кончик его носа.

— Ты избегаешь думать о ребенке, не так ли? У тебя здорово получается отгораживаться от того, о чем ты не хочешь знать.

— Полагаю, что ты, Ниниан и остальная часть вашего ведьминского семейства подумаете об этом за меня. У человека небогатый выбор, после того как семя посеяно. — Дунстан вдруг понял, что, когда Лейла вошла в его жизнь, он почувствовал себя беспомощным человеком, который не в состоянии контролировать свои поступки. Еще один факт, когда ему нечего было сказать, казался вполне естественным для Дунстана. В некотором смысле, отсутствие контроля освобождало и раскрепощало его.

Она укусила чуть сильнее, и Дунстан, избегая острых зубок, сел и посадил ее себе на колени. Мысль, что у одного из рода Ивесов может родиться девочка, потрясла его. Он не мог припомнить подобного случая в их семье.

Лейла наблюдала за ним взволнованным взглядом.

— Ты относишься к этому серьезно или только смешишь меня?

Дунстан прищурился, чтобы видеть только тени пещеры, а не смотреть на полные груди Лейлы, но это не помогло ему сосредоточиться.

— А что тебе больше нравится? — спросил он, стараясь выиграть время.

— Ты веришь мне, не так ли?

— Мне кажется, еще слишком рано делать какие-либо выводы, просто невозможно сказать наверняка, а Ниниан следует не вмешиваться и заниматься своими собственными делами.

Лейла ущипнула его за руку, но Дунстан отвел ее руку подальше.

Он полностью открыл глаза, наслаждаясь видом ее роскошных форм, но страх уже пустил корни в его сердце, омрачая радость.

— Мне нечего тебе предложить. У меня ничего нет, кроме заболоченного участка земли и имени, — просто сказал он. — Как я могу взять у тебя все то, для чего ты трудилась не покладая рук? Как заметил бы Адонис, трудно поступить правильно, когда не знаешь, как это сделать.

Лейла обняла его за шею и положила голову на плечо. Дунстан тоже обнял ее стройное тело, всем сердцем желая, чтобы она принадлежала ему и чтобы каждое утро просыпаться рядом с ней.

Призрак Силии часто посещал его. Как он мог раньше быть уверен в себе с другой женщиной? Что если он выйдет из себя и травмирует Лейлу или малыша? И как он мог бы позволить ей бросить сад ради него?

Они могли причинить друг другу столько бед, что даже боги на небесах, должно быть, отрицательно закачали бы своими головами в тревоге. Ведь он ничего не мог предложить взамен, кроме вины и позора, а она пожертвует всем, если решится взять его имя.

Пару раз в жизни он испытал ужас, но то, с чем столкнулся теперь, нельзя было сравнить ни с чем. Он знал, к чему призывали его обязанности и ответственность как человека, отвергнутого обществом. И понимал, что этот путь приведет его к катастрофе. Независимо от того, как он поступит, это травмирует ее или их ребенка.