Магия

Прогремел выстрел, и в воздухе запахло дымом. К своему ужасу, Дунстан увидел, что благородный Джордж Викхам лежит неподвижно, а из раны в его боку сочится кровь.

— Прочь, проклятое пятно! — испуганно пробормотал Дунстан, сидя на мраморных ступенях сельского особняка брата и уставившись на компрометирующее буро-красное пятно на его сапоге.

Смочив носовой платок в кружке с пивом, стоявшей рядом, он попытался стереть улику с грязной кожи.

— Я не неотесанный мужлан. — Оскорбление Викхама все еще терзало его. Но его противник не слышал этих возражений, так как его больше не было в живых. Ужас перед лужей крови начисто лишил Дунстана способности видеть и слышать.

— Сэр? — встревожено позвал его помощник шерифа, в то время как дьячок и санитар грузили на телегу тело когда-то благородного Джорджа.

Дунстан оторвал взгляд от сапога и посмотрел на молодого человека, который дрожал от страха. У Дунстана не было никакого оружия кроме кулаков, но этого вполне хватало, чтобы испугать парнишку.

Какого черта Силия послала Джорджа Викхама украсть лошадей Дрого? Дунстан должен был послать напуганного помощника шерифа в логово дьявола, чтобы узнать об этом, но не мог этого сделать.

Он закрыл глаза и услышал, что с него сняли обвинение.

— Часто говорят, что это не смерть, а угасание, что тоже ужасно. Я всегда любил сатиру Филдинга. — Почистив сапог, он осушил, кружку пива, поднялся с каменных ступеней и посмотрел на накрытое простыней тело на телеге.

— Могила — прекрасное уединенное место, но там, я думаю, ты уже никого не сможешь обнять. — Но, цитируя поэтов, он знал, что это не даст ответа ни на один волнующий его сейчас вопрос. — Думаю, мне лучше разыскать эту суку и сказать ей, что она уже больше никогда не обнимет благородного Джорджа.

Он боялся встречи с Силией, и полного барреля пива не хватило бы, чтобы вывести его из оцепенения.

У помощника шерифа был слегка встревоженный вид.

— Сэр, я знаю, что это был случай самозащиты, но, может быть, вы отправите кого-нибудь другого поговорить с леди.

Дунстан наблюдал, как телега с телом с грохотом покатилась вниз по узкой дороге прочь от поместья, и покачал головой.

— Страстная любовь обрекает нас на несчастья. Несчастье — вот имя этой женщины.

Силия могла довести человека до убийства. Когда подошел лакей с серебряным подносом, на котором стояли пивные кружки и кувшин с пивом, Дунстан налил себе еще для храбрости.

— Жидкая храбрость, вот что это. Помощник шерифа посмотрел на лакея.

— Вашего хозяина нужно увести в комнату, ведь у него на глазах только что умер человек, а это — не шутки.

Лакей пожал плечами.

— Он читает стихи, только когда выпьет. Никогда не видел его таким, — парень в ливрее сморщил нос в задумчивости, — с тех пор, как хозяйка оставила его около года назад.

Дунстан с негодованием посмотрел на разговорившегося лакея, поставил на поднос пустую пивную кружку и пошел в сторону конюшни, продолжая бубнить себе под нос:

— Никто не говорит об утешении. Давайте поговорим о могилах, червях и эпитафиях.

Не желая попадаться под горячую руку, помощник шерифа не стал больше останавливать Дунстана, который в этот момент отломал кусок дубовой изгороди и швырнул его через двор.

Дунстан почти не помнил, как добрался до гостиницы в Бадене, и ее владелец подтвердил то, что Дунстан уже знал. Его жена, виновная в супружеской неверности, ждала возвращения своего любовника наверху. Сколько ни пей, а такое ужасное известие взбесит кого угодно.

— Силия! — заревел Дунстан, громыхая в деревянную дверь ее номера. — Я должен с тобой поговорить.

Она засмеялась своим легким, звенящим смехом, который когда-то заставлял его умирать от страсти. Она всегда или смеялась в ответ на его крик и рычание, или сама начинала кричать. В прошлый раз она сбежала от него.

Дунстан потер раскалывающуюся от боли голову, стараясь не потерять равновесие. Он был крепким мужчиной и знал меру в выпивке, стараясь не напиваться до беспамятства. Но ведь раньше на его глазах не умирал человек. Возможно, он выпил чуть больше обычного, но в то же время вполне трезво соображал, что было неприлично кричать о том, что случилось с Джорджем, прямо из холла.

Рассматривая крепкую дверь, разделяющую его и неверную жену, Дунстан уже больше не сдерживал свой гнев, к которому добавилось чувство вины и негодование, испытанного им при виде истекающего кровью тела слабого молодого человека, погибшего ни за что.