Невыносимая любовь

Мне потребовалась минута, чтобы описать ощущение, длившееся не более двух секунд. Очнувшись от грез, я компенсировал свое отсутствие, поведав Клариссе и Джослину свою историю об отвергнутом гении. Муж моей приятельницы-физика, уже вышедший на пенсию издатель, рассказывал, как в пятидесятые годы он отказался публиковать некий роман «Чужаки изнутри» (к тому моменту посетители, вероятно, находились в десяти шагах от нашего столика. Думаю, они нас вообще не видели). Он понял свою ошибку лишь тридцать лет спустя, наткнувшись на какую-то папку в своем рабочем столе. Тогда он не запомнил имя автора на титульном листе – через его руки проходило несколько десятков рукописей в месяц – и не прочел книгу, когда она наконец вышла. По крайней мере, не сразу. Автор, Уильям Голдинг, изменил название на «Повелитель мух» и выбросил длинную, скучную первую главу, на которой сломался мой приятель.

Кажется, я собирался подытожить, что время уберегает нас от худших ошибок, – но Кларисса и Джослин не слушали меня. Я тоже уловил какое-то движение сбоку. Проследив за их взглядами, я обернулся. У соседнего столика остановились двое мужчин, чьи лица, казалось, пострадали от ожогов. Их кожа была безжизненно розовой, как протез, как кукольные лица или медицинский пластик, такой кожи у людей не бывает. Эмоции на лицах отсутствовали, словно у роботов. Уже потом мы узнали, что это были латексные маски, но в тот миг они шокировали нас, прежде чем успели что-либо сделать.

Появление около нас официанта с десертом в металлических вазочках ненадолго сгладило ситуацию.

Оба мужчины были одеты в черные пальто, придававшие им сходство со священниками. В их спокойствии была какая-то ритуальность. Мое мороженое было с лаймом, бледно-зеленого цвета. Я уже взял в руки ложечку, но еще не пустил ее в ход. Наш столик беззастенчиво разглядывал пришельцев.

Они просто стояли и глядели сверху вниз на наших соседей, которые, в свою очередь, выжидающе, озадаченно смотрели на них. Девочка переводила взгляд с отца на незнакомцев. Старик отложил вилку, будто хотел что-то сказать, но не произнес ни слова. Передо мной завертелся, разматываясь, клубок возможных объяснений: студенческий протест; коммивояжеры; этот человек, Колин Тэп, – врач или юрист, а это его клиенты; какая-то новая версия семейных отношений – сумасшедшие родственники пришли, чтобы поставить его в неловкое положение. После паузы посетители вокруг нас снова заговорили. Когда тот, что повыше, достал из кармана какую-то черную палочку, я склонился к версии о родственнике. Но кем был его спутник, который теперь медленно поворачивался, осматривая помещение? Наш столик он пропустил, мы были слишком близко. Взгляд его глаз, словно поросячьих на этой искусственной коже, ни разу не встретился с моим. Высокий мужчина приготовился объявить приговор и направил свою палочку на Колина Тэпа.

И сам Тэп вдруг понял все на секунду раньше нас. На его лице мы прочли то, что не разобрали в приговоре. Недоумение, застывший ужас, невозможность произнести даже слово – на это не было времени. Бесшумная пуля пробила его белую рубашку в районе плеча, сбросила его со стула и ударила об стену.

Огромная скорость проникновения вызвала сильный выплеск, кровавый дождь, брызнувший на нашу скатерть, наши десерты, наши руки, на нас самих. Мой первый импульс был простой самозащитой: я не поверил тому, что увидел. Основа любого клише правдива – я не поверил своим глазам. Тэп рухнул прямо на стол. Его отец не пошевельнулся, ни один мускул не дрогнул на его лице. Что касается девочки, она сделала единственно возможное в этой ситуации – упала в обморок, ее сознание отключилось от бесчеловечности происходящего. Она качнулась на стуле в сторону Джослина, который выставил руку – рефлекс старого спортсмена, – и, хотя предотвратить падение было уже невозможно, он поймал ее за плечо, и она не ударилась головой.

Не дожидаясь, пока она упадет, человек снова поднял пистолет, прицелился Тэпу прямо в макушку и, без сомнения, убил бы его. Но именно в этот момент обедавший в одиночестве мужчина с криком, каким-то собачьим визгом, вскочил и ухитрился преодолеть пространство как раз вовремя, чтобы дотянуться вытянутой рукой до пистолета, поэтому вторая пуля ударила куда-то высоко в стену. Даже если он коротко постригся, как мог я не узнать Перри?

Никто за нашим столом не мог ни говорить, ни двигаться. Двое мужчин быстро направились к выходу. Высокий на ходу убирал пистолет и глушитель в карман. Я не видел, как Перри ушел, должно быть, выскочил в другую дверь или через пожарный выход. Только два столика были очевидцами происшествия. Был, кажется, вскрик, а потом паралич. Дальше никто ничего не слышал. Разговоры, стук приборов по тарелкам тупо продолжались.