14  

Я стоял, содрогаясь в замешательстве, и прошлые события вихрем пронеслись в моей голове. Анна крепко обняла меня и остальные наверняка подумали, что я убит горем. Какая-то женщина подошла к нам. Она была более молодой, подтянутой и красивой версией Крисси... Криса...

— Вы знаете, да?

Я стоял, уставившись куда-то вдаль.

— Пожалуйста, только ничего не говорите отцу с матерью. Разве Ричард не сказал вам?

Я отрешенно качнул головой.

— Это убьет маму и папу. Они до сих пор ничего не знают о его перемене... Я привезла тело домой. Попросила постричь его волосы, одеть его в костюм. Я подкупила их, чтобы они ничего не рассказали родителям... это причинит лишь боль. Он не был женщиной. Он был моим братом, понимаете? Он был мужчиной. Таким он родился, таким был похоронен. Все прочее лишь причинило бы боль тем, кто остался. Вы же понимаете? — с мольбой в глазах сказала она. — Крис был в смятении. Здесь у него была полная каша, — она указала на голову. — Бог свидетель, я пыталась. Мы все пытались. Родители могли свыкнуться с наркотиками, даже с гомосексуализмом. Для Кристофера это все было большим экспериментом. Он пытался найти себя... вы же знаете, как у этих бывает. — Она посмотрела на меня со смущением, смешанным с презрением. — Я имею в виду, у такого типа людей.

Она заплакала.

Ее одновременно терзали печаль и гнев. При таких обстоятельствах можно было не подвергать ее слова сомнению, хотя что же они пытались скрыть? В чем была проблема? Что было не так в реальности? Как экс-джанки я знал ответ на это. Часто в реальности много чего идет не так. Да и чья реальность то была, если на то пошло?

— Все в порядке, — сказал я.

Она с благодарностью кивнула головой и присоединилась к остальным. Мы долго не задерживались. Нам нужно было успеть на паром.

Когда мы приехали в Амстердам, я разыскал Ричарда. Он извинялся за то, что втянул меня во все это.

— Я неверно судил о тебе. Крис совершенно слетел с нарезок. Ты не был причиной его смерти. Жестоко с моей стороны было отправлять тебя туда без объяснений.

— Нет, я заслужил это. Я был последним дерьмом, — грустно сказал я. Мы выпили несколько бутылок пива, и он рассказал мне историю Крисси. Нервные срывы, решение в корне поменять свою жизнь и пол; она потратила большую часть наследства на операцию. Начала с ввода женских гормонов — эстрогена и прогестерона. Они помогли росту ее грудей, смягчили ее кожу и уменьшили волосяной покров на теле. Ее мышцы потеряли силу, и распределение ее подкожного жира изменилось, все более напоминая женскую структуру. Волосы на лице она удалила электролизом. После этого — операция на горле и голосовых связках: в результате у нее исчез кадык и смягчился голос. Курс речевой терапии наладил произношение.

Так она проходила три года перед тем, как приступить к самой радикальной операции, которую надо было выполнять в четыре этапа. Пенектомия, кастрация, пластическая реконструкция и вагинопластия, образование искусственного влагалища, построенного путем создания углубления между простатой и прямой кишкой. Влагалище было сделано из тканей, пересаженных с бедра, и было покрыто тканями с полового члена и/или мошонки, чтобы, как объяснил Ричард, получить возможность испытывать оргазм. Форма влагалища была достигнута при помощи специального слепка, который ей пришлось носить в течение нескольких недель после операции.

В случае с Крисси, эти операции послужили причиной сильной депрессии, и она начала принимать большие дозы болеутоляющих, что было не самым лучшим выходом, если учесть ее прошлое. Это увлечение, по признанию Ричарда, и стало главной причиной ее смерти. Он видел, как она выходила из бара рядом с Площадью Дам. Она купила барбитураты, приняла их, потом была замечена в нескольких барах рядом с каналом. Это могло быть самоубийством или несчастным случаем. Скорее всего, нечто среднее.

Кристофер и Ричард были любовниками. Он с любовью говорил о Кристофере, радуясь тому, что теперь может называть его Крисом. Он рассказал про его амбиции, одержимости, мечты; их амбиции, одержимости и мечты. Нередко они подходили близко к тому, чтобы найти свою нишу; в Париже, Лагуна-Бич, Ибице или Гамбурге; они подходили близко, но никогда вплотную. И не как Евротрэш, а просто как люди, хотевшие нормально пожить.

СТОУК НЬЮИНГТОН БЛЮЗ

В последний раз я вмазался в туалете на пароме, потом побрел на палубу. Это было потрясающе; брызги в мое лицо, пронзительно кричащие чайки, преследующие судно. Волна пролонгированного прихода прокатила по моему телу. В ногах правды нет. Я схватился за поручень и блеванул едкой желчью в Северное Море. Какая-то женщина бросила на меня озабоченный взгляд. Я ответил ей благодарной улыбкой.

  14  
×
×