Эйсид Хаус

Тем не менее, вечер не был столь уж мучительным, и ужин оказался вполне съедобным. Мы еще немного поболтали. Когда мы собрались уходить, я неловко и довольно смущенно поднял, глядя на Кейта, два больших пальца вверх в знак ободрения. Он снова подмигнул.

Валери прошептала Фионе в холле:

— Ты только одного нам не сказала — кто же этот потрясающий новый парень?

— Ах, боже... так странно, как все происходит. Это тот парень из медицинской компании, предложивший аппарат для Кейта. Боже, Вал, он настоящий мачо. На днях он схватил меня, швырнул на диван и трахнул меня прямо там и тогда... — она тут зажала ладонью рот и взглянула на меня. — О боже! Я ведь не смутила тебя, Кроуфорд?

— Да, — неубедительно соврал я.

— Чудесно! — весело воскликнула она, снова втаскивая нас в комнату. — Напоследок мне нужен ваш совет: не думаете ли вы, что Кейт будет лучше смотреться на другом конце комнаты рядом с компакт-проигрывателем?

Вал бросила на меня нервный взгляд.

— Да, — сказал я, заметив, что диван стоит вызывающе как раз напротив аквариума Кейта. — Думаю, что так определенно будет лучше.

РОХЛЯ

С Катрионой какое-то время было хорошо, но она изменила мне. И это нелегко было выкинуть из головы и забыть; так просто не получалось. В один прекрасный день она снова появилась и зашла в паб, где я играл в бандита (однорукий бандит — так называются старые игральные автоматы — прим.перев.). Впервые за долгое время я столкнулся с ней.

— По-прежнему играешь в бандита, Джон, — сказала она этим своим надменным, гнусавым голосом.

Я собирался сказать что-то типа: «Нет, уже сыт по горло обычным пулом», — но лишь выдавил из себя:

— Да, похоже на то.

— У тебя не будет денег, чтобы угостить меня выпивкой, Джон? — спросила она.

Катриона выглядела обрюзгшей, более обрюзгшей, чем когда-либо. Возможно, она снова была беременной. Ей нравилось быть в центре внимания, нравилась та суматоха, которую поднимали вокруг нее люди. На своих детей у нее времени не было, а вот постоянно выпендриваться в пабах, так пожалуйста. Дело в том, что с каждой ее беременностью, люди обращали на нее все меньше внимания, чем раньше. Это уже приелось и, кроме того, они поняли, что она за штучка.

— Ты снова вернулась в семью? — спросил я, концентрируясь на своем выигрыше. Пара кистей винограда. Это успокоило меня.

Азартные игры.

Ставишь.

Выигрываешь.

Жетоны. Всегда чертовы жетоны. Я надеялся, ведь Колин говорил мне, что новая машина платит наличными.

— Неужели это так заметно, Джонни? — отозвалась она, приподнимая свою поношенную блузу и натягивая колготки на выпирающий живот.

Я тогда подумал о ее сиськах и жопе. Я не глядел на них, типа, не пялился или что-то такое; я просто думал о них. Катриона обладала сногсшибательной парой сисек и замечательной большой жопой. Вот, что мне нравится в чиксе. Сиськи и жопа.

— Я занимал стол, — сказал я, отходя от нее к пулу. Мальчик из булочной Крофорда обставил по всем статьям Бри Рэмэджа. Должно быть неплохой игрок. Я вынул шары и поставил в треугольник. Мальчик из Крофорда казался мне по зубам.

— Как Шантель? — не унималась Катриона.

— В порядке, — сказал я.

Она должна была когда-нибудь зайти к моей маме и повидать ребенка. Не то, чтобы все ждали с нетерпением по понятным причинам. И все же это ее ребенок, а это что-то значит. Нормальный человек бы непременно зашел. Это мой ребенок и все такое, и я люблю этого ребенка. Все это знают. И, тем не менее, мать, которая бросает своего ребенка, которая не заботится о своем ребенке, это не мать, не настоящая мать. Не для меня. Это чертова шлюха, блядь, вот, что она такое. Вульгарный человек, как говорит моя мама.

Мне интересно, чьего ребенка она теперь носит. Наверное Ларри. Я так надеюсь. Пусть это послужит обоим гадам уроком. Этого ребенка мне, вопреки всему, жаль. Она бросит его, как бросила Шантель; как она оставила двух других своих детей. Я никогда даже не подозревал об их существовании, пока не увидел их на нашем бракосочетании.

Да, моя мама оказалась права относительно нее. «Она вульгарная», — сказала мама. И не просто потому, что она была из Дойлов. Она любила выпить; «Это не подобает девушке», — считала мама. Поймите, мне это нравилось. То есть сначала нравилось, пока не обрыдло, да еще и башлей из-за этого становилось все меньше и меньше. А ведь вкалывал-то я. Затем появился ребенок. Именно тогда, когда ее пьянство стало абсолютной болью; абсолютной чертовой болью в заднице.